Люблю тебя врагам назло

22
18
20
22
24
26
28
30

Так вот, кажется, после разговора с отцом в его офисе у меня появился свой личный дементор, который сопровождал меня абсолютно везде: дома, в машине, на прогулках с Пиратом, на экзаменах. Он терзал мою душу, когда я принимала ванну, разговаривала по телефону или пила чай.

Тогда, выйдя из кабинета папы, я внезапно поняла, что температура вновь поднялась. И не успела дойти до лифта, как рухнула на пол без сознания. Дальше воспоминания стали мутными.

Кто-то вызвал скорую. Помню, как я ехала в больницу, периодически приходя в себя, и понимала, что горю. Причем горело не только тело, но и душа.

Мне кололи какие-то лекарства, бесконечно спрашивали о самочувствии. Врачи растерянно разводили руками, потому что никаких симптомов болезни, кроме аномально высокой температуры у меня не обнаружилось. Все анализы были в норме, а я продолжала гореть.

Когда отец пришел ко мне в палату и сообщил, что Ярослав на свободе, и с ним все в порядке, я кивнула и снова провалилась в забытье.

А на следующий день температура спала. Так же беспричинно, как и появилась.

В те дни я поняла, что мы живем в очень жестоком мире. Такие люди, как мой отец, богатые и влиятельные, могли вершить судьбу других людей. Легко и безнаказанно. Захотел — засадил в тюрьму, захотел — отпустил.

Ярослав был в опасности, но благодаря моему соглашению с папой, ему дали шанс построить свою жизнь так, как мечтал. И я не могла отобрать этот шанс, возобновив отношения с ним.

Я знала, что если нарушу данное отцу обещание, то Ярослава сотрут в порошок, уничтожат. Я слишком сильно любила его, чтобы так рисковать.

Я хотела, чтобы он уехал подальше от этого города, подальше от Артема, подальше от людей, которые желали ему зла. Он должен начать все с чистого листа.

Когда Ярослав звонил по несколько сотен раз за день, я ставила телефон на беззвучный режим, одевала наушники, врубала музыку и ревела. Глаза, опухшие от слез, стали моим перманентным состоянием.

Мама ругалась из-за того, что я почти ничего не ем. Упрашивала, умоляла, заставляла, но еда, как и многое то, что я раньше любила, потеряла для меня прелесть. Мне не хотелось веселиться, встречаться с волонтерами, работать в саду.

Единственное, на что я была способна, это худо-бедно готовиться к экзаменам. Я решала тесты, читала параграфы и писала сочинения на автомате, словно робот.

Помимо ЕГЭ мне требовалось сдать еще ряд экзаменов для поступления в английский университет, поэтому репетитор приходила ко мне каждый день. Все остальное время я просто сидела в своей комнате, смотрела в одну точку и оплакивала свое похороненное счастье.

Когда на первом экзамене ко мне подошел Ярослав, я думала, что не удержусь и плюну на доводы рассудка. "Гори все синем пламенем! Будь, что будет! Но я не могу без него!" — пронеслось в моей голове.

Но потом я встретилась взглядом с его родными изумрудными глазами и поняла, что люблю его гораздо сильнее, чем себя. Ценю его свободу больше собственного счастья. Верю, что у него все получится, даже если меня не будет рядом.

И я продолжила играть свою роль, несмотря на то, что тысячи маленьких ядерных бомб уничтожали меня изнутри.

На последующих экзаменах он больше не подходил ко мне. Просто стоял и смотрел. И те моменты, когда я чувствовала на себе его взгляд, были лучшими за весь месяц моей лишенной радости жизни.

А потом на выпускном Ярослав подсел ко мне и спросил, люблю ли я его. Зеленые глаза горели болью и отчаянием, и я хотела закричать: "Да! Да! Да! Я люблю тебя! До изнеможения! До одури люблю!"

Но вместо этого лишь попросила его забыть меня.