— Нравится. Только это бессмысленно. Мне все равно ничего не светит, — с нотками безнадежности в голосе отозвался Корчагин.
— Почему? Некоторые девчонки любят ботаноидов, — пожал плечами я.
Павлик оскорбленно посмотрел на меня, очевидно, обидевшись на то, что я назвал его ботаноидом.
— Ой, да ладно. А то ты не знал, что ты главный умник в классе, — усмехнулся я.
— Наверное, — вздохнул он. — Только той, кто мне нравится, отличники точно неинтересны. Ее привлекают парни вроде тебя: крупные, курящие, со взглядом, по которому сразу понятно, что может, не задумываясь, врезать.
— Хулиганье, короче, — кивнул я. — На Наташку Одинцову, что ли, запал?
Павлик часто заморгал и нервно заерзал на стуле.
— С ч-чего ты взял? — заикаясь, спросил он.
— Да я же вижу, как ты на нее пялишься. Я в первую неделю понял, что тебе в школе интересны только две вещи: алгебра и Наташка, — усмехнулся я.
— Да, нравится она мне. Я с пятого класса в нее влюблен, — признался Павлик.
— Губа у тебя не дура. Наташка — девушка видная, — рассмеялся я, изобразив руками ее внушительных размеров буфера.
Павлик посмотрел на меня презрительно и даже с долей злобы.
— Наташа — самая красивая женщина на свете, — заявил он, расправляя плечи.
— Да кто ж спорит, чувак? — примирительно улыбнулся я.
— Ну а ты? У тебя, наверное, девчонок вагон и маленькая тележка? — буравя меня взглядом больших серых глаз, спросил Павлик.
— Я не жалуюсь.
— А ты… Ты уже… Ну… Делал… Это… — формулируя свой вопрос, Павлик успел покраснеть, побледнеть и снова покраснеть.
— Трахался? — подсказал я.
Павлик кивнул.
— Ну да, — еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, ответил я.