– Нет, Гриша. Она мать, меня поймет. Лишь бы губа у дочки не была заячьей.
Потом встречи их сошли на нет. Кузнец боялся потерять жену и вдоволь напился Ульянкиной похоти.
Но Ульяна наблюдала за семьей подруги. Умерла Глафира, меньше стало у Аксиньи защитников. Подругу точил червь: «Расскажи, расскажи, расскажи!» Какой толк от тайного торжества, от того, что у нее ребенок Гришин растет, если Аксинья ничего не знает – не ведает, живет себе в любви мужниной, пустоцвет.
– Зачем ты мне сейчас это рассказываешь? – Аксинья чувствовала, что злоба подруги придавила к земле. Трудно стало дышать, когда поняла она, кто с ней рядом был с самого детства.
– Захотелось. Знаешь, как мы над вами потешались с Гришкой, ой… Все животики со смеху надорвали! Прямо под носом у вас дела творили. А вы с Зайцем ни сном ни духом!
– А мужа… моего не боишься?
– Так ему скоро не до меня будет, с твоим бы полюбовником разобраться. – Ульяна быстро поднялась и вышла из избы, оставив за собой осколки жизни подруги.
Одного она не сказала. До сих пор Рыжик боялась Гречанку. Вдруг с того света придет?
2. Волк
В Аксинье после рассказа Ульяны будто что-то сломалось. Она лишилась сна, представляя Григория в объятиях рыжей лисы-подруги.
– И сына ему родила… Она, она, окаянная… Не я его жена перед Богом и людьми.
Аксинья не знала, как теперь жить с мужем, как глядеть в темные колдовские глаза, как прижиматься к его телу, тершемуся о пышную грудь соперницы.
Уйти от мужа она не могла. Да, отец звал его басурманином. Не мог простить давнюю обиду. Но есть то, что выше чувств – обычай и честь. Василий Воронов проклянет дочь, которая посмеет уйти от законного мужа.
Аксинья бессильно сжимала кулаки.
Другую бабу, может, и простила бы, но Ульяну… Хитрая, наглая… Когда-то была крестовой подругой[62], а теперь покусилась на чужой каравай. Счастлива в браке, двое детей. Нельзя простить.
Была история с Марфой – стерпела. Больно было. Страшно было. Но не безнадежно.
Не оттуда пришла беда. Всегда между Аксиньей и мужем стояла Ульяна со своими греховными желаниями, со своими детьми, со своей завистью.
Лишь Григорий спрыгнул со своего верного Абдула, к нему подбежала Ульяна:
– Женка-то твоя времени даром не теряет. Тебя нет дома, а Строганов-то только порты успевает поправлять.
– А ты свечку держала? Или помогала подруге?