Аксинья рассказывала Григорию о природе, травах, птицах и зверях – все то, что почерпнула у бабы Глаши. Кузнец – о том, как трудно его ремесло, о том, что металл покоряется только знающему человеку, о том, что смастерить меч или подковать коня – задачи одинаково важные и сложные.
– А ты наблюдательная, хитроумная девица, – одобрительно протянул Григорий. – А еще красивая да ясная как солнышко. Иди согрей меня лучами своими. – Кузнец резко притянул девушку к себе, наклонился и поцеловал. Усы и бородка щекотали нежную кожу Аксиньи. Она замерла от новых ощущений. «Никогда бы губ он не отнимал своих. Вот счастье-то было бы! Пропала я… совсем пропала».
– Ты что вытворяешь! Не подходи ко мне больше. Я другому невеста! – со слезами Аксинья убежала.
Аксинья остановилась у крыльца. В дом идти и объяснять, почему зареванная? Совсем нет охоты. Долго она сидела на крылечке, слушала засыпающую деревню. Быть вместе, как цапли. Солнышко… Почему никогда не получить того, что до смерти хочешь?
Скоро она продрогла – весенние ночи еще были холодны, а кофта плохо грела.
– Ты сдурела, – вышла на крыльцо мать. – Иди-ка быстро в дом, горе ты мое. Ты что ж на посиделках пропадаешь? Что случилось?
– Ничего, матушка, – ответила Аксинья, а сама вдруг разревелась пуще прежнего.
– Что ж такое-то? Обидел кто? – мать обняла плачущую дочку, прижала к себе.
– Никто не обижал. – Оксюша шмыгала носом.
– Пошли в дом, холодно.
Аксинья каждый вечер склоняла голову над рукоделием. Она перестала ходить на берег Усолки, не появлялась на вечерках.
– Аксинья, напоследок погуляй. Скоро будешь бабой замужней, степенной, не до гулянок тебе будет, – звала Ульянка.
– Не хочу, подружка. Иди одна, другие у меня заботы сейчас. Свадьба скоро, – отвечала Аксинья и ниже склонялась над сорочкой выбеленного льна.
Она так и не решилась рассказать Рыжику про разговоры те, про поцелуй на берегу. Подруге будет больно слышать, как ее обожаемый кузнец с подругой хороводился. «Разобидится. Будет говорить, что первая по кузнецу томиться начала. Да и правда так было…Баловство одно для Гриши… Не повторится… И не считается… Не было ничего… Было», – суматошным хороводом крутились мысли в голове ее. Сама Ульянка разговоры о кузнеце не заводила.
– Тебе, подруга, посланьице, – придя с очередных посиделок у Марфуши, хитро улыбнулась Ульянка.
– От кого? – У Аксиньи из рук вылетел кувшин.
– От Семки. Ну ты чего? Неумеха! Зачем посуду-то бить? Передает Семен Петух тебе поклон да спрашивает, почто не появляешься у Марфы, что с тобою случилось. Хотел он сказать, что без улыбки твоей лучистой да взора ясного совсем он закручинился, свет белый ему не мил. Да не получилось, язык костяной.
Оксюша собирала черепки кувшина, красивого, тонкостенного, впитавшего тепло отцовских ладоней, и молчала. Семен передает поклон… В печку его со всеми поклонами!
Почти каждую ночь Аксинья видела сны. Знакомые темные глаза. Тяжёлая поступь. Низкий насмешливый голос. А однажды поутру Аксинья от ужаса кусала одеяло. Приснилось ей, что черт гонится за ней, стучат копыта его, бесовские глаза горят. Он ее догоняет. От страха она почти теряет сознание – оп! – черт оказывается Григорием и начинает гладить ее по волосам, лицу, рукам, волосам, наклоняется, чтобы ее поцеловать. А она кричит в страхе, а самой приятно, нега по всему телу растекается, и неважно уже, кто ее гладит.
Вся семья спала – рядом на печи сопела Рыжик, громко храпел отец, еле слышно Федя, постанывала во сне мать – каждую ночь болели ее руки от непосильной работы.
ebooksa