«Неотложка» вселенского масштаба

Но все они почему-то были… зеленозубые.

На всякий случай в ответ я не улыбалась, давя этот явно лишний порыв на корню.

— Почти. Теперь направо, быстро. Сейчас!

Я резко свернула в узкий проход между шатрами, который едва не проглядела из-за этих зелёных зубов.

— Они — за естественность. Зелёный — цвет трав, природы, потому и зубы должны иметь этот оттенок.

Мои мысли, видимо, были слишком «громкими», что она их «услышала» и ответила.

— Мода, значит, такая, — кивнула я и вышла к высокой каменной ограде, вдоль которой стояли чахлые редкие деревья, были свалены кучи всякого хлама и гнил мусор, наполняя атмосферу невообразимым помоечным смрадом.

Увидев это, Игорь бы приказал выжечь тут всё и сам принял посильное участие. С удовольствием принял бы. Я даже отчетливо представила, как кривились бы его губы от омерзения, узри он подобную картину, и как заплясал бы шар оранжевого огня на его изящной ладони, и как радовался бы он, наблюдая пожар.

— О, Вселенная! Здесь же нечем дышать!

Сейчас как нельзя кстати было то, что общалась со Всёлей я мысленно — сколько же этой вони я могу не вдыхать!

— Это нормально. Для местных жителей, конечно. Нормально, потому что естественно. Теперь смотри в оба.

Это предупреждение уже было лишним — я увидела его, нашего Власа.

Старик сидел на более-менее очищенном от мусора клочке земли и подпирал спиной каменную стену. Седая голова свесилась на грудь, одна нога, та, что в окровавленных лоскутах, вытянута вперед, другая — согнута в колене, узловатые жилистые руки, почти черные от загара, безвольно лежали на земле. Одежда, видимо, тоже была модной, потому что выглядела очень естественно в окружающем пейзаже — живописнейшие лохмотья невероятной степени загрязнённости.

Мой тяжелый сапог хрустнул на какой-то куче мусора, и старик медленно поднял ко мне лицо.

Сквозь спутанные седые волосы, прилипшие к потному, тоже загорелому лбу, на меня глянули мутные от боли глаза. Улыбка на потрескавшихся губах стала проступать ещё до того, как он мог меня рассмотреть.

— Ты пришла... — хрипло прошептал старик, чуть приподнял руку в приветствии и вновь уронил её. Карие старческие глаза, смотревшие на меня, наполнялись слезами.

— Что с тобой, отче?

Я поперхнулась неожиданно сорвавшимся словом. Сочетание звуков, хоть как-то напоминавшее слово «отец», давно исчезло из лексикона. Да и моя привычка давать своим гостям имена впервые дала осечку. Старик улыбнулся шире — пересохшая бледная губа лопнула и из неё выступила капля крови. Он на мгновенье прикрыл глаза, чуть кивнул.

— Нога, — простонал виновато и подбородком качнул в сторону колена.

На вытянутой конечности темнела рана и была она плоха — сквозь прорехи на штанах было заметна отёчная багровеющая кожа, край раны запёкся, спаявшись с рваной тканью, став почти чёрным. Пикантно украшали композицию белеющие в середине обломки торчащей наружу кости, за динамику картины отвечали мухи, во множестве кружащиеся вокруг и ползающие внутри раны.