Она глянула на меня глазами ребёнка, у которого отняли единственную игрушку. И совесть, конечно же, больно лягнула меня в живот, и я со вздохом сдалась:
— Ладно. Только недолго.
И тут же упала носом в пол, взвыв от боли — ту самую руку, что лежала на плече малышки, пронзило будто электричеством. Ах так, да? И я попыталась вывернуться и опрокинуть Машэ на пол.
В полёте я заметила, как сверкнул азарт в её глазах, и в очередной раз зареклась поддаваться на эти её приёмчики с давлением на жалость. Поскуливая от боли, вспоминала всё, чему меня научила сама Машэ. Да только знание приёмов мало меня спасало, потому что в ловкости мне с ней не тягаться, и в результате из схватки я вышла изрядно помятая, с вновь сбившимся дыханием, абсолютно растрёпанными волосами, саднящим ссадинами и наливающимися синяками.
Из зала мы выходили вместе, потирая ушибы, но с довольными улыбками. Машка радовалась лёгкой разминке, а я — выплеснутым не только страхом, но и вообще плохим настроением.
— Ольга-се, — чуть пришепётывая проговорила Машэ, — на полосе препятствий нужно поставить вид человека, чтобы удары бить.
Я попробовала представить, что она пыталась предложить.
— Манекен для отработки ударов?
Пришлось свернуться в зал и для образца воплотить один. И Машэ радостно закивала головой.
— Думаешь стоит? – уточнила, искоса рассматривая новый элемент полосы препятствий. Рука сама тянулась к рассеченной брови. Больно, кровит, но не страшно — доберусь до ванной и полечу. Синяки на плечах и запястьях тоже болели.
А вот манекен – неплохой, наверное, выход для таких, как я, неумех, чтобы научиться хотя бы уворачиваться и не зарабатывать вот это всё, что сейчас украшало моё тело и ощутимо болело.
— Да! — Машэ умела так искренне, по-детски радоваться, что делать ей подарки, воплощать желаемое было невероятно приятно. Даже не знаю, кто радовался больше: она – моим подаркам или я – её радости.
— Хорошо.
И я воплотила ещё парочку рядом с первым, и ещё три штуки вдоль узкой тропинки из высоких пней.
Машэ, увидев их, покивала и заулыбалась так, что раскосые её глаза исчезли в складках век, а я только потрепала её по отросшим чёрным волосам.
Мы прошли к нашим комнатам, и когда она открыла дверь к себе, на меня пахнуло разогретыми на солнце соснами и лесными травами, послышался птичий пересвист. Там, в комнате, где исчезла Машка, спрятался солнечный день в лесу – она предпочитала принимать ванны, купаясь в своём пруду, а не как я – чтобы вода, пузыри и мыльная пена.
А я не возражала – у нас каждый имел право жить так, чтобы быть счастливым. И раз жизнь в лесу для неё счастье, значит, пусть так и будет. И я зашла к себе, в привычно белую комнату с высокой постелью и, прислонившись лбом к стене, замерла.
В душе уже не было того чёрного провала, в который меня затягивала паника, где накрывало с головой бесповоротностью и окончательностью ужасного конца. Как же замечательно, когда не боишься! И я сказала прямо в стену:
— Спасибо, Всёля. Ты так вовремя её позвала.
Стена чуть дрогнула, и голос в моей голове прошептал:
ebooksa