Позволь чуду случиться

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хорошо. Я поняла, — кивнула.

Чувство обречённости захлестнуло душной волной. Чёрные глаза Шефа смотрели на меня испытующе.

— Зоэ, защита работает?

Я вяло двинула плечом:

— Не знаю. Не довелось испытать.

— Всё получится, — ещё раз сверкнул своими глазищами бру Шехмар, пошевелил моржовьими усами, будто хотел ещё что-то сказать. Но только похлопал меня по плечу и ушёл.

Сказать Люке я не могла. Он бы меня вряд ли понял и уж точно не одобрил. Но молчала я потому, что говорить было строго запрещено. И как ещё можно было попросить мужчину о небольшом перерыве в отношениях? Вот и получилось то, что получилось.

Мои дни, и так не слишком разнообразные, вовсе стали мучительной пыткой.

Путь из дому до будки стюардов и обратно как самое опасное развлечение — быстрые шаги на трясущихся ногах, косые взгляды по сторонам, скользкий укатанный снег на дорожках.

Безопасный отдых на службе. Привычные действия — открыть одни Врата, закрыть другие, отсчитать секунды после сигнала, принять плату за проход, — и я отвлекаюсь от тревоги, скрутившейся в душе тяжёлой холодной гадюкой , что противно шевелилась, стоило только вспомнить о ней. Стены будки давали чувство безопасности.

Тревожное ожидание заставляло вздрагивать от малейшего звука и нервно улыбаться тем из путников, кто, подавая монетки, здоровался, вглядываться в их лица — да или нет? Сейчас или ещё есть время вздохнуть полной грудью?

Потом путь домой, торопливые шаги, опять боязливые взгляды по сторонам и острое желание как можно скорее прикоснуться к двери домика, разблокируя замок, и шмыгнуть внутрь, спрятаться.

И мысли… Всё время в голове копошились мысли, всплывали воспоминания и бередили душу.

Вот Люка смеётся, и моё сердце перестаёт биться — какой же он красивый!

А вот я стою к нему спиной, завариваю чай. Он не знает, что я вижу его в отражении небольшого зеркальца на стене. А я вижу — он не спускает с меня глаз, вижу, как темнеет его взгляд, как подрагивают в мягкой улыбке его губы. И сердцу становится так тепло-тепло, и на щеках — тоже. Это слёзы. Слёзы счастья. Я стараюсь смахнуть их незаметно, и объяснить себе, что взгляды — это пустое, они ничего не значат и вообще показалось. Но те же счастливые слёзы настигают меня вечером, стоит коснуться головой подушки и всё вспомнить.

Или другое воспоминание. Мы сидим за столом и пьём чай. Я рассказываю о том, что женщины в нашем мире могут учиться, что они и врачами работают, и учителями, даже водят трамваи и троллейбусы. Он удивлённо шевелит бровями, делает большие глаза — верит и не верит. Он держит меня за руку, и его большой палец легонько гладит середину моей ладони. И от этого нежного поглаживания что-то глубоко-глубоко внутри сжимается сладко и терпко, а дыхание перехватывает, и я сбиваюсь с мысли, замолкаю на полуслове.

А Люка, будто чувствуя моё состояние, подносит мою руку к своим губам и едва прикасается к костяшкам приоткрытыми губами. И я отвожу взгляд в сторону, чтобы не видеть его блаженно прикрытых глаз.

И воспоминания миг за мигом встают перед моими глазами. От самых первых наших встреч до последних.

— Куся, иди сюда, — я втащила разомлевшего котяру на ручки.

Он, к счастью, не возражал. Сонно потянулся, зевнул и неестественно выкрутил голову, устраиваясь поудобнее.