– И я запер вас в комнате, заблокировав своей магией. – продолжил ректор. – Извини, Зорвил, магистр Дворцова в это время сидела взаперти в академии, и быть в том месте, где ограбили твоего эльфа, никак не могла. Если только это не произошло в комнате Елизаветы, в чем я очень сомневаюсь. – ректор удрученно развел руками.
Дознаватель помолчал, и вдруг очень-очень жизнерадостно вскричал:
– Вы знаете, а ведь мне рассказ этого эльфа сразу показался подозрительным. – он вскочил на ноги и пошел к двери. – Ну тогда, не смею вас больше задерживать.
Магистр Дворцова, было приятно познакомиться. А ты, Стен, зайди ко мне завтра и напиши показания, что твой преподаватель во время совершения кражи у эльфа сидел в академии под твоим личным магическим блоком.
Дверь за дознавателем захлопнулась. Я, наконец, с облегчением выдохнула и поднялась на ноги.
– Если у вас нет ко мне вопросов, то я, пожалуй, вернусь к себе. Всего доброго, ректор Грранис.
– Не спеши, красавица.
Он вдруг перегородил мне дорогу, и не успела я пискнуть, как оказалась в его объятиях. Красивые губы приблизились к моим, и почти касаясь прошептали:
– Ты обещала мне рассказать, откуда у тебя такое странное имя, Елизавета.
– Вы действительно хотите это знать, господин ректор? – прошептала я, запрокинув голову и глядя во вспыхнувшие шалым синие глаза.
– Стенфил. Зови меня по имени, Елизавета. Я хочу узнать о тебе все. Разгадать секрет твоей таинственности. Понять, что творится в твоей умной головке. Увидеть, что прячется под строгим платьем…
Свежее дыхание коснулось моих губ, и следом их сначала нежно, затем почти требовательно накрыл мягкий, чуть влажный мужской рот.
«Наверняка, он умелый любовник.» – это все, что пришло мне в голову, пока Стенфил исследовал мои губы, короткими поцелуями трогал веки, ласкал подбородок и щеки.
Пока шептал о моей красоте, сводящей его с ума. И своем желании быть со мной…
Я застыла, чувствуя, как мужские руки ложатся на поясницу и нетерпеливо сдавливают, начиная поглаживать и двигаться вниз. Это ведь то, что нужно – ректор, красивый мужчина, прижимает меня к себе и почти объясняется в любви. Все идет так, как надо.
Но нет, не так.
Что-то мешает, и не дает ответить на поцелуй. Не позволяет поднять руки и обнять сильную шею, виднеющуюся в вырезе строгого ректорского сюртука.
Не пускает прижаться к привлекательной, крепкой мужской груди. Повести себя так, чтобы он почувствовал, что я его хочу.
Потому что я не хочу. Совсем.
Единственное, что мне нужно – чтобы он опустил меня. Потому что, и его руки на моей спине, и губы, ласкающие мое лицо, и сбитое прерывистое дыхание – это все неправильно, скверно, муторно. Этого не должно быть.