Чокнутая будущая

Уф. Дом, милый дом. Щелчок выключателем – свет на крыльце, еще щелчок – в коридоре. Бабушка называла его «сенями».

Внутри было холодно – я оставила отопление на минимуме, просто чтобы дом совсем не вымерз, а техника не полетела.

Добралась до котельной, повысила температуру и вернулась на улицу.

Антон аккуратно чистил ступеньки.

– Все-таки ты очень полезный человек, – похвалила его, – надо было сразу выходить за тебя. Впрочем, это было бы сложно – я ведь не блондинка. Как ты думаешь, а не поменяются ли твои предпочтения? Вдруг тебя заинтересуют жгучие брюнетки? Можно, конечно, просто перекрасить волосы, но это уже попахивает мошенничеством.

Подняв голову, Антон оперся на лопату и оценивающе посмотрел на меня.

– Кажется, Москва пошла тебе на пользу, – хмыкнул он, – ты опять жизнерадостно несешь всякую чушь. На дне рождения Олега ты больше походила на призрака, чем на себя саму.

Я спустилась на одну ступеньку и принялась отряхивать его от снега хвостами шарфа.

– Тебе нравится моя жизнерадостная чушь, – заверила я ласково.

Он засмеялся.

Это случалось так редко, что у меня всякий раз начинало тянуть под ложечкой.

Смех менял это скучное лицо, как… ну, не знаю. Как диско-шар – казенное учреждение. Разноцветные яркие огоньки, от которых становится радостно и весело.

Залипнув от восторга, я провела пальцами по его заснеженным ресницам.

– Красивый, – выдохнула еле слышно.

– Я? – Он так искренне удивился, что захотелось заплакать.

И тут, безо всякого предупреждения, на меня нахлынуло такое острое смущение, что стало горячо и неловко, и впору сбежать – слишком близко, слишком интимно, флажки! Флажки!

– Возьму пока вещи из машины, – выпалила я, скатившись с крылечка.

– Мирослава.

Ах ты ж боже мой!

Как могла мама дать мне такое неприличное имя?