– Простите… – поспешно отскочив, оглянулась и увидела Антона.
Он стоял возле стеклянной двери запасного выхода – провожал до такси сонную Сашу и только сейчас поднялся.
– О, – заметил он, глядя на скандалящих звезд, – прямо как в моем детстве. Я вырос под их ссоры…
Весь вечер я тихонько наблюдала за Антоном издалека и, оказавшись нос к носу, запаниковала. Ноги вмиг стали ватными, во рту пересохло, глаза забегали. Представилось, как все вокруг показывают на нас пальцем с криком: «Смотрите, смотрите! Они же спят друг с другом».
– Так, – Антон встревоженно взглянул на меня, – ты собираешься во всем признаваться здесь и сейчас?
Он спрашивал просто, без упрека или нажима, но в моей голове окончательно все перебултыхнулось.
– А? Н-нет.
– Тогда сделай что-нибудь со своим лицом.
«Ты не уважаешь меня как партнера!» – кричала где-то далеко Римма Викторовна.
Как, скажите мне, я должна была сделать что-нибудь со своим лицом? Это Антон умел ловко притворяться, это Алеша был актером, а я – обычным человеком.
– Прости, – прошептала, чувствуя себя круглой дурой, – дай мне минутку.
«Подожди, дай мне минутку», – воспоминание пронзило железным штырем в пояснице. Его рубашка под моей ладонью, тяжелое дыхание, запах на губах.
Уши заполыхали, а перед глазами все поплыло.
– Понятно, – быстро проговорил Антон и, подхватив меня под локоть, вывел через стеклянную дверь на тускло освещенную лестницу.
Я шла за ним, ничего не соображая и не чувствуя своего тела.
Антон глянул на красный зрачок камеры видеонаблюдения и утащил меня на пролет вниз. Так из межзаборья мы попали в межлестничье.
Здесь было прохладно, панорамные окна открывали вид на замерзшую набережную. Я вцепилась в перила, чтобы обрести почву под ногами, и уставилась на зимний пейзаж.
– Дыши, – мягко посоветовал Антон. – Все нормально, не дергайся так. Скажешь Лехе, что тебе надоели их вопли.
– Ненавижу, – с высвистом отчеканила я, – людей, которые сначала изменяют, а потом каются. Раз уж у тебя хватило духа на такое, то молчи об этом до самой смерти. Не расстраивай ни в чем не повинных людей только для того, чтобы успокоить свою совесть.
– Понятно.