Чокнутая будущая

22
18
20
22
24
26
28
30

Кожа горела огнем, губы горели огнем – слишком много прикосновений, но остановиться не было никакой возможности. Плавность ритму задавала гипнотическая медитативность, размеренная необратимость – даже случись сейчас апокалипсис, вряд ли он мог бы на что-то повлиять.

В таком положении – сверху – я предоставляла полный доступ к своему телу, чем Антон охотно пользовался. Я уже не понимала, где его руки и что именно они со мной вытворяют, удовольствие накатывало волнами на самой границе чувствительности, и нужно было еще совсем немного, чуть-чуть…

О-о-ох.

Распластавшись по Антону, я не спешила выпускать его из себя.

Отяжелев и обессилев, просто хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Антон не противился ни моему весу, ни тому, что наша кожа слиплась от пота. Просто перебирал мои волосы, поглаживая другой ладонью по спине.

– Знаешь, – спустя довольно продолжительное время пробормотала я хрипло – голос сорвался еще ночью, – мне надо перестать относиться к тебе как к трофею, который я заполучила, сразив целую орду соперников. Будь моя воля, я бы на тебя штамп поставила «мое» и посадила бы у твоих ног цепного пса, который рычал бы на каждую тетку, которая захотела бы приблизиться.

Он засмеялся.

– Все повелительницы-куртизанки такие ревнивые?

Я что, вслух это сказала?

Но даже на то, чтобы смутиться, меня не хватило. Только прикусила зубами плечо Антона – чуть-чуть, осторожно, а то подумаете, что я совсем уж озверела.

– Ты первая женщина в мире, которая относится ко мне как к трофею, – едва ли не хвастливо проговорил Антон. – И полагаю, что единственная.

– Очень на это надеюсь.

Скатившись с него, я упала на спину и посмотрела на потолок. Белый.

– Это был десертный секс, – сообщила глубокомысленно.

– А?

– Ну, когда ты уже так объелся, что и вздохнуть не можешь, а все равно хочется тортика.

– Мирослава-а-а, – простонал он.

– Что? Это моя теория классификации секса.

– Боже ты мой.