— Кого заинтересует скромный грум? Как вы думаете, я успею отрастить бакенбарды?
— Ну это уже вам виднее. Подвиньтесь.
Она положила голову на его живот, закрыла глаза.
— Меня ужасно клонит в сон, — призналась гербицида и зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Не позволяйте мне здесь спать, иначе я обгорю.
— У вас удивительно здоровая психика, — заметил Трапп, тоже закрывая глаза.
Луг вокруг жужжал множеством насекомых, распаренные цветы пахли сладостью и летом. Солнце нещадно припекало, и в расплавленности этих минут было что-то удивительно порочное.
— Что толку закатывать истерики и давать волю страхам, — отозвалась Гиацинта рассудительно. — Это все необходимо в том случае, если есть кому оценить такой спектакль. В жизни же имеют значение только поступки, а не чувства. Ты просто сосредоточена на том, как сделать следующий шаг, куда поставить ногу, как не упасть. Этой ночью мы не упали, Бенедикт. Это воодушевляет.
— Я рад, что вы так трезво смотрите на вещи.
— Вы перестали задавать мне вопросы, — заметила она неожиданно. — Совершенно разуверились в моих ответах?
Он улыбнулся и запустил пальцы в её распущенные волосы.
— Как шелк, — с удовольствием заметил Трапп. — Ваша ложь, моя дорогая, куда красноречивее иной правды.
— Я могу сказать вам одну правду — после того, как мы вместе побывали на волосок от смерти.
— Правда от вас? Какая безумная редкость! Что же, извольте. Почему вы вышли замуж за канцлера Крауча?
— Ах это, — она вздохнула. Взяла его ладонь и накрыла ею свое лицо. Он чувствовал, как легкое дыхание щекочет кожу. — Всё просто: он меня шантажировал.
И Гиацинта вдруг лизнула его ладонь.
16
— Шантажировал? Чем шантажировал? — глупо спросил Трапп, прекрасно понимая, что просто так, без коварства и пыток, Гиацинта не станет раскрывать свои грязные секретики.
Горгона чуть сместила его ладонь, которой прикрывала от солнца свое лицо, и одним блестящим глазом уставилась на него.
— Мне ответить и дать вам тоже повод для шантажа? — спросила она.
— Полагаете, я буду принуждать вас к браку с помощью угроз?