— Да, еще по серебрушке за день.
— Хорошо, я доплачу.
— А завтрак? Будете?
— Нет, позднее.
И увлекла Филиппа в коридор. У него на лице было будто написано все, что случилось, а хозяин мог нас выдать первому же патрулю. Поэтому успокоилась, только когда за нами захлопнулась дверь комнаты.
— Вот и все, — выпустила его из железной хватки, а сама заперла дверь на щеколду. Филипп слепо зашарил рукой перед собой, добрался до кровати и лег, отвернувшись лицом к стене. Он больше не плакал, но тем было страшнее. Глухое, мертвое молчание воцарилось в комнате. Я забилась в дальний угол, бесшумно рыдая. Слезы все катились и катились. Почему? За что? За что с ними так? Надо было убедить Вейранов уйти со мной, надо было… Хотя бы графиню Анжелу…
— Я убью их.
Вздрогнула от звука чужого голоса, в котором с трудом угадывались нотки Фила.
— Кого? — пересела на кровать.
— Тех, кто убил родителей. Тех, кто подставил Анри. Найду и убью.
Фил говорил спокойно, и от этого было только страшнее, потому что это не были обещания, рожденные в момент душевной слабости, нет. Это была клятва.
— Прости, что приходится возиться со мной. — Фил поднялся и сел рядом. Он стал казаться еще старше, и мне было не по себе.
— Не извиняйся, я…
— Сейчас надо добиться, чтобы Анри оправдали. Ты мне поможешь?
— Конечно.
— Спасибо.
И снова лег лицом к стене. Я не стала его трогать. Только пристроилась на своей половине и смежила веки, стараясь избавиться от стоящей перед глазами пустынной площади с виселицей на ней. Я сделаю все, чтобы Анри оправдали. Но как потом ему рассказать, что случилось с его семьей?
ГЛАВА 5
К вечеру у Филиппа начался жар. Он в горячке метался по постели, а я применяла все известные заклинания исцеления. Они помогали на полчаса, на час — и пытка начиналась снова. Кажется, он уже не понимал, где находится. То звал меня, то разговаривал с родителями, и становилось жутко. Я держала его за руку и истово молилась светлым богам, чтобы сохранили ему жизнь и рассудок. Я не знала, как он справится. Как вообще можно справиться с тем, что он видел, но должна была хоть как-то облегчить его боль.
— Фил, миленький, — гладила горячую ладонь, — ты только не сдавайся. Я тебя никогда не оставлю, обещаю. Мы справимся.