— Пора, мадемуазель, — кашлянул комендант. — Ваш спутник уже заждался.
Я в последний раз обняла Анри и поспешила к двери. Не оборачиваться! Только не оборачиваться, иначе не выдержу. В горле стоял комок, но глаза оставались сухими. Прости меня, Анри. Прости за предательство, но это — единственный способ тебя спасти.
Взбежала вверх по лестнице. Судья ждал у выхода.
— Вы долго, — недовольно сказал он.
Я не ответила. Вайхес понял, что ничего больше не добьется, и пошел к двери. Я последовала за ним. Вскоре тюрьма с ее ранами-окнами осталась позади. На обратном пути судья молчал, и я была благодарна за это. Наверное, видел по лицу, что разговаривать я не могу. Экипаж остановился у его дома.
— Спасибо, — сказала я. — Надеюсь, вы сдержите слово.
— Не сомневайтесь, мадемуазель, — усмехнулся он. — До встречи.
Я вышла из экипажа и почти побежала туда, где ждал Пьер. Он, как и обещал, не сошел с места.
— Полли! — шагнул ко мне, как только появилась из-за угла. — Ну что?
Я покачала головой. Слов по-прежнему не было.
— Анри не знает, кому понадобилось от него избавляться, — ответила минуту спустя. — Но, когда он вошел в кабинет Таймуса, на всех зеркалах была изморозь.
— Изморозь, говоришь?
Пьер задумался. Он протянул мне руку и увлек к дому. Я беззвучно плакала. А Пьер шел рядом и молчал. Хотелось спросить, что это могло значить, но не было сил.
Так мы и шли рядом, но в то же время бесконечно далеко друг от друга. Я устала, так бесконечно устала, что, казалось, вся тяжесть мира опустилась на плечи. Пьер же выглядел непривычно задумчивым. Он всматривался в окружавший нас полумрак, будто желал найти в нем нечто, что помогло бы нам. Ничего так и не нашел.
Дома тоже царила тишина. Только из-под двери нашей комнаты лился тусклый свет. Филипп не спал. Да и кто бы сомневался? Я приоткрыла дверь. Он стоял у окна — кажется, скоро это стекло заменит Филу весь мир. Подошла ближе, опустила руку ему на плечо. Фил не обернулся.
— Я говорила с Анри, — решила начать разговор сама. — Он в порядке, насколько это возможно. Очень беспокоится о тебе. Вот только о нашем предполагаемом преступнике ничего не смог сказать. Помнит лишь, что все зеркала в кабинете покрыла изморозь, а в следующую минуту они уже были самыми обычными.
— Изморозь? — обернулся Фил. — Это значит…
— Да, это значит, что я ошибся и мы имеем дело не со светлой, а с темной магией, — из-за моей спины ответил Пьер. — И не совсем обычной. С зеркалами работает достаточно ограниченное число магов. Чаще всего это — приближенные магистра тьмы и студенты всего одной магической гимназии во всей Гарандии.
— Почему так? — спросила я.
— Зеркальный мир хрупок и опасен. Работать с ним тяжело, высок процент смертности. Заблудишься в лабиринтах — и уже никогда не выберешься. Поэтому отбор в гимназию крайне строг, а выпускники без усилий попадают в список темного магистрата.