– Вы разумный человек. И я тоже испытываю к вам уважение. Подумайте. Глупо совать голову в петлю.
Через час Густав Стабб разговаривал с Линдом.
– Встречался с Говардом, – доложил Стабб. – Он в раздумьях, по моему мнению, склонен принять наше предложение.
Стабб понимал, что приводить приговор в исполнение, если возникнет такая необходимость, придётся ему, главному врачу пансионата. И в случае, если полиция раскроет убийство журналиста Говарда, Линд всю вину свалит на Стабба. Подумав, Густав постарался не терять присутствие духа, поспешил успокоить Линда.
– Говард перейдёт на нашу сторону. Потянет, потянет, набивая себе цену, и согласится сотрудничать. Не дурак же, чтобы лечь под пресс или попасть под удар молнии из-за пустого упрямства.
– Не затягивай, Густав. Правильно говорят: промедление смерти подобно. Не забывай, что полиция уже ищет журналиста. Не усмирим Говарда, он усмирит нас без жалости…
Стаббу хотелось наброситься на Линда и задушить его.
Двери лифта раздвинулись, и в коридоре появилась красивая брюнетка в лёгком платье. Оно обтягивало высокую грудь женщины, подчёркивая стать. В руках брюнетка держала несколько свежих роз.
Перехватив взгляд незнакомки с гордой осанкой, Говард сразу догадался, что это Зинаида. Русская Клеопатра, как назвал её Колчин в одном из своих репортажей.
– Здравствуйте… – поравнявшись, сказала женщина и приветливо улыбнулась.
– Рон Говард… – представился, немного стушевавшись, Говард. – Газета «Свенска Дагбладет».
– Здравствуйте, господин Говард. Как ваше настроение?
– Какое настроение у человека, которого силой поселили в этом доме? Завалили разрядом электрошокера, доставили в пансионат тайком и…
– Тот самый Рон Говард? – спохватилась Зинаида. – Газета «Свенска Дагбладет». Приятно познакомиться. Собиралась навестить вас. Мне сказали, вы знаете Платона Лебедева.
– Владимира Колчина…
– Да, Владимира Колчина… Загляну к вам позже, если не возражаете. А поддаваться унынию грешно. Уныние – враг рассудку.
В полдень на этаже поселили толстого лысого мужчину. Он выходил из своей комнаты только раз, переговорил с дежурной медсестрой и закрылся на ключ. Кто он и откуда, Говард не спрашивал. В Доме последней ночи не принято расспрашивать, лезть человеку в душу. Да и лезть было некому: кто молился перед образами; кто делал последние записи в дневнике; кто убивал время, открыв Интернет, посылая добрые и злые прощальные письма, перед кем-то исповедуясь, а кого, проклиная последними словами.
Русская Клеопатра направилась к лысому толстяку. Проводив Зинаиду взглядом, Рон с осуждением и долей ревности подумал, что такая красивая женщина отдаёт себя жирному борову. Но тут же отбросил эту мысль. Может, толстяку на прощание хочется прильнуть щекой к женской ладони, поговорить, излив неистраченную доброту, вспомнив детство и маму, на коленях у которой любил посидеть, когда обижали. И уходили страхи, забывались мальчишечьи горести, прояснялся мир.
Вечером после обхода Зинаида снова появилась в коридоре третьего этажа. Какое-то время прогуливалась с толстяком, но потом лысый уединился в своей комнате и до утра не покидал жилище. Навещала его Зинаида ночью, этого Говард не видел.
Утром толстяка перевели в корпус «X». Несколько часов спустя, проходя неподалеку от корпуса «X», Говард заметил, как санитары выкатили из корпуса тележку с никелированным холодильником, а завернутое в полиэтиленовый мешок тело отвезли во флигель. Это были останки толстяка.
ebooksa