Режет, отвратительно режет слух это “Дамирчик”. Дамир я для всех и никак иначе. Для всех, кроме одной. Ее милое “Дам”до сих пор в ушах стоит, а ее хрупкое дрожащее тело в моих руках и ладошки на моей груди, которые своим жаром чуть не прожгли футболку… млять! Нижняя “голова” работает исправно, ширинка сейчас лопнет к херам.
– Ну, так что скажешь? – снова напоминает о себе любовница. Если так дальше пойдет, то бывшая.
– Вот тебя тут только не хватает, – запускаю пятерню в волосы и просто не могу понять, что со мной вообще происходит последние дни.
– Правда? – тут же встрепенулась подруга.
– Нет.
– Ты как всегда, в своем репертуаре.
– Что ты звонишь, Ника? Что-то случилось? Земля остановилось, солнце украли или банковский счет измельчал? Давай быстро и по делу.
В трубке слышится недовольное фырканье.
– Горбатого могила исправит, Абашев. Два дня мне не звонил и даже не соскучился. У тебя вообще есть сердце или оно атрофировалось за ненадобностью?
– Ника, твою мать!
– Поняла-поняла! Хотела попросить перевести мне на карту денег. Я тут такое платье нашла, Дамир, закачаешься. Думаю, как раз на праздник…
В общем, опять по кругу, все то же самое.
– Я тебя понял. Будут тебе деньги. Это все?
– Ну, на самом деле я еще хотела спросить, поедешь ли ты в этом году к родителям на новогодних праздниках?
Я меряю нервными шагами комнату, понимая, что каждая минута моей задержки – возможность для Евы убежать. А я категорически этого не хочу! Раз уж она заставила меня вспомнить про Рождество, ей со мной его и проводить.
Но и насильно я тоже остановить девчонку не могу, проклятье! Разрываясь во внутренних противоречиях, припадаю рукой к холодному стеклу, и оно приятно обжигает. Холодит.
Остыть. Надо остыть, пока дров не наломал. Девчонка молодая, нежная, чистая и невинная, и тут я со своим взбунтовавшимся членом и всеми остальными частями тела кидаюсь на нее, чуть ли не как животное.
– Не знаю, Вероника. Будет видно по возвращении в город, – голос ровным удается сдерживать с трудом.
– Просто я подумала, может, я с тобой поеду?
– Что?