– Ты… вы же видели, какой неуклюжей я могу быть!
– Ты на себя наговариваешь, снежинка.
– И все же...
– Не трясись, воробышек, я с тобой.
– Это же будет убийство! – все-таки не отстаю и пытаюсь вразумить этого громилу, но до него, походу, совершенно не доходит, что Ева и координация – вещи несовместимые.
– Обещаю, к концу вечера все останутся живы! – смеется Дам, а прокат все ближе и ближе.
– Ну, нет! – заканчивается мое терпение. – Я не буду, я не хочу! – как маленькая, чуть ли не прыгаю около него, продолжая канючить.
– Попробуешь только. Я же не убился за столько лет, – выдает мне безапелляционный ответ.
– Так у вас, наверное, был отменный учитель!
– А чем я тебе плох? – останавливается так резко, что я врезаюсь в него со всего ходу.
Оу-ч! Да что же ты такой твердый? Потираю ушибленный лоб.
– Перед тем, как так резко тормозить, предупреждайте, – пыхчу я, на что он снова улыбается чуть ли не с мальчишеским задором в глазах.
Ну, все, сдаюсь. Больше я не говорю ни слова, потому что это просто-напросто бесполезно. Так мы оказаваемся в небольшом отделе проката с достаточно широким ассортиментом спортинвентаря, где мне подбирают яркий горнолыжный костюм, очки, шлем, перчатки и, самое главное, крутые лыжи с ботинками и палками. Все, Ева, уже не отвертеться, похоже.
– Боже! У меня ведь даже нечем заплатить, – вдруг спохватилась я, когда Дамир терпеливо шнуровал мне ботинки, присев на колени у моих ног.
Я ловлю его взгляд снизу вверх так волнующе близко и обжигающе горячо, что мое дыхание сбивается, а сердечко, бедное, пускается вскачь. Да что же я такой странной делаюсь в его присутствии? Так недолго и тахикардию заработать.
– Я с тебя денег спрашивал? – говорит тихо, но так внушительно, что мурашки табуном проносятся по телу, приподнимая волоски на руках.
– Нет, – еле слышно выдаю я.
– Тогда в чем вопрос? – продолжает делать шнуровку мужчина.
– Так как же я с тобой расплачусь? Это же, в конце концов, что за благотворительность такая?
– Ева, лучше помолчи, – грозно на меня взглянув говорит Дам.