Оставляю ключи на крючке в прихожей и захлопываю дверь, перекрывая себе возможность вернуться обратно. Жирная точка.
Спускаюсь на улицу, таща за собой чемодан и тяжелую сумку, и сажусь на лавочку, хватаясь за голову руками. Вот и все.
Такси приезжает довольно быстро и, загрузив пару моих сумок, увозит меня к единственному родному для меня человеку.
А в голове всю дорогу то и дело крутится масса вопросов. Как такое могло со мной случиться? Где я что-то пропустила? Как так можно было поступить со мной? Ведь мы договорились, что все-все будем рассказывать друг другу. Значит, и правда, запасной аэродром? И правда врал, обманывал и просто… вешал лапшу на уши с этим своим дурацким разводом?
Миллион вопросов, и ни на один нет ответа. Ни на один гребаный вопрос! Как можно говорить о любви и тут же участвовать в фотосессии с бывшей женой? Хотя какая она бывшая? Она все еще его жена и имеет гораздо больше прав, чем я. Я, наверное, так, для укрепления семейных отношений…
Обида жжет в горле. А глаза застилает пелена из невыплаканных слез.
— Варенька, — встречает меня ба на пороге дома, под ногами крутится счастливый Васька, виляя хвостом и требуя к себе внимания, вот только мне вот совсем не до радости.
— Бабуль, — всхлипываю я и тянусь ее обнять, бросив эти злосчастные сумки у калитки.
— Ну, что ты, девочка моя, — тут же обнимает меня бабуля, и я утыкаюсь носом в ее плечо, вдыхая родной запах, еле сдерживая рыдания, что рвутся наружу. — Все наладится.
— Ничего уже не наладится, ба.
— Давай проходи, в ногах правды нет, — подталкивает меня в дом и сама идет следом, приструнив Ваську, который влез вперед нее.
Первым делом, чтобы хоть немного успокоиться отправляюсь разбирать свои сумки. А после возвращаюсь на кухню, где бабуля уже разливает ароматный чай по чашкам.
— Давай, Варюш, чайку попьем. А потом приляжешь с дороги. Устала, поди, столько ехать, да еще и на нервах, — ставит передо мной пиалу с клубничным вареньем, а я делаю пару обжигающих глотков.
Попьем, так попьем. А потом еще поспим, и опять чай попьем. И вообще жизнь моя теперь будет вот такая. Ни школы, ни любимого класса, ни работы, ни… Романовского.
— Так, и долго ты будешь молчать и все держать в себе? — вдруг нарушает тишину бабуля. — Выкладывай все, как есть. Будем думать, как быть.
— Баб, я не хочу говорить об этом, пожалуйста, — вскидываю на нее умоляющий взгляд, на что она только хмурится.
— Нет, Варя. Я тебя знаю, ты же будешь себя грызть, переживать. От этого только хуже тебе. А вдвоем и подумать можно, как выйти из сложившейся ситуации.
Я замолкаю, собираясь с силами и мыслями, чтобы излить душу. И наконец, заговариваю:
— Меня уволили, — тяжело вздыхаю, крутя в руках кружку.
— Ну, так это не проблема, верно?