Активно работая челюстями, бубню с набитым ртом:
– А вас, жначит, Мишаня жовут?
Дикарь оглядывается:
– Вроде цаца городская, воспитанная. А с набитым ртом болтаешь.
Я дую губы. Запихиваю остатки пирожка с капустой в рот. Проглатываю и только тогда повторяю свой вопрос:
– Вы не ответили. Вас Миша зовут?
– Допустим. Откуда знаешь?
– Мальчишки вчера сказали, что если за трактором, то это к Мишане.
– Верно сказали.
Дикарь прибавляет шаг, огибая дом.
Я за ним. Уже почти бегу.
– А вы точно меня не дурите? – прищуриваюсь, вглядываясь в фигуру на две головы выше меня, широко шагающую прямо передо мной.
Эта мысль еще по пути обратно к дому, въелась в мой мозг и не давала покоя. Миша – Мишаня – Михаил? Совпадение? Чертовски странное, надо сказать. Конечно, на щупленького, низенького, сухенького Андрея Петровича этот дикарь был совсем не похож. Один исполинский рост чего стоил! Да и с такими диковатыми замашками – наследничек выйдет фиговый. Но чем черт не шутит. Гены вещь такая. Могут и чудить.
– И в чем же, принцесса?
– Перестаньте меня так называть! Может, вы и есть Румянцев? А врете мне из вредности. Почему иначе вас зовут, как его? Или у вас тут полсела Михаилов?
Дикарь низко и грозно хохочет. Аж деревья в лесу дрожат! Его мое предположение явно развеселило. И вместо того, чтобы ответить, тракторист мужлан опять язвит, заявляя:
– Ага, а другая половина: Иваны. А бабы у нас поголовно Машки, Таньки и Настеньки. А тебя-то как зовут? Золушка?
– Милена я.
– Как-как? – притормаживает Мишаня, оглядываясь. – Милана?
– Ми-ле-на!