Ей все-таки удалось, действуя сначала двумя руками, а потом одной, вытащить Веронику. Теперь девочка сидела в проеме, а Кристина стояла на карнизе. По лицу Вероники текли слезы, оставляя дорожки на чумазых щеках. Кристина бросила взгляд за плечо Вероники — пламя уже практически добралось до окна. А потом Крис, придерживаясь за проем, обернулась к бездне у себя под ногами.
Там разворачивали спасательный тент. Уже почти развернули. До него — несколько десятков метров. Но на страх уже нет ни времени, ни возможности.
— Нам надо прыгать, — шепнула Кристина. Девочка отчаянно замотала головой. Кристина крепко обхватила Веронику.
— Обними меня за шею.
Она почувствовала на своей шее тонкие детские руки, повернула голову, чтобы бросить последний взгляд вниз. Там, снизу ей махали. Наверное, это значит, что тент натянут и готов. Но это уже не имело значения. Потому что еще пара секунд — и из окна полезут, как пьяные неугомонные гости, языки пламени.
Резко дернув Веронику на себя, Кристина оттолкнулась двумя ногами и полетела спиной вперед и вниз. Пока летела, смотрела, как из круглого окна, где только что была Вероника, вырывается яркое на фоне черного ночного неба пламя.
Телефон просто взорвался звуками, едва Марк его вывел из режима полета. И Марк почему-то похолодел. Он кивнул второму пилоту, чтобы тот завершал руление самолетом — в нарушение служебных инструкций — и полез проверять сообщения. В ближайший час Марк Леви нарушил все и всевозможные инструкции. Но спустя два часа после приземления он был в «Бухте доброты». Точнее, рядом с тем местом, которое когда-то было «Бухтой доброты».
— Папочка!
Ему уже сообщили, что Вероника жива, не пострадала при пожаре, с ней все в порядке. Но увидеть ее, подхватить на руки, обнять, прижать к себе — только это имело сейчас значение. Марк прижимал дочь к себе, крепко обнимая двумя руками. Слушал ее частое дыхание. Остро ощущал, как колотится, едва не проламывая ребра, собственное сердце. И только одно слово стучало в голове.
Спасибо. Спасибо. Спасибо.
Когда голос стал все же слушаться, Марк начал шептать Веронике то, что говорил обычно в такие моменты — когда она бывала очень сильно напугана.
— Все хорошо. Все в порядке. Я рядом. Папа рядом.
Дрожь Вероники понемногу утихала. А потом она вдруг перестала прижиматься щекой к его плечу, подняла голову и посмотрела ему в глаза. Марк искал на лице дочери какие-то следы повреждений, ожогов, чего угодно. Но Вероника была лишь перемазана сажей и от нее пахло дымом. Да, она в самом деле не пострадала в пожаре, который оставил от главного корпуса «Бухты доброты» обугленные руины. Марк был так занят поиском следов пожара на лице дочери, что не сразу расслышал, что она ему о чем-то говорит.
— Что, малыш?
— А где Христина?
Марк моргнул, отвел взгляд от лица Вероники и медленно огляделся. Когда он примчался сюда, сразу же около оцепления он увидел Веронику в сопровождении кого-то из сотрудников интерната. И потом больше уже ничего не видел. Зато теперь — смотрел по сторонам.
Черное, еще дымящееся здание главного корпуса высилось метрах в семидесяти. Деревья, росшие рядом со зданием, были обуглены и так же черны. Вокруг стояли лужи воды, машины, люди, непосредственно около здания работали пожарные. От запаха дыма першило в горле, и слезились глаза — вдруг осознал Марк. Надо уезжать отсюда. Но сначала и в самом деле надо найти Кристину. Марк покрепче перехватил дочь.
— Сейчас, малыш, найдем Кристину.
— Кристины здесь нет.
Марк обернулся. Рядом с ним стояла Соня. Вот это неожиданность. Получается, девушки снова поменялись? Возможно, у Кристины появились какие-то срочные дела. Или что? Что за чехарда?!