Она никуда не делась.
Он каждый день просыпался с ощущением, что горит. Земля под ним горит. В груди горит. И время горит. Что-то уходит, исчезает. Сгорает кислород, оставляя после себя пепел.
Роман понимал, что Марфа винит его. Да только в чем моя вина, Мрысечка? Не силой же взял тебя. Вместе. Вместе улетели.
Он не знал, на что рассчитывал, когда поцеловал ее. Сделал это от бессилия, от отчаяния. И вдруг…
До сих пор дыхание сбивалось, когда вспоминал. Как целовала. Как притягивала к себе жадно. Как двигалась навстречу, как стонала, как кричала от наслаждения. Как шептала сбивчиво «Рома, Ромка, Ромочка». Ну не приснилось же это ему? Хотя теперь иногда казалось, что да.
Потому что теперь он без вины виноватый. Теперь он враг. Он приезжал к ней еще раз, нужно было еще кое-что подписать. Марфа не стала слушать его, когда Роман стал рассказывать о том, что предпринято по процедуре развода. Отмахнулась.
— Скажи, где подписать. И делай, как считаешь нужным.
Он так хотел ее обнять. Он теперь знал, каково это, когда она обнимает — жарко, крепко, так, будто дороже него у нее никто нет. И это знание отравляло. Невозможностью повторить.
Едва Роман двинулся к Марфе — она выставила перед собой руки. И не сказала ни слова. И так все понятно.
Он виноват. Он враг. Но это не значит, что Роман отступит.
Просто надо подождать.
Только вот каждый день начинается с ощущения, что все горит. Время, земля под ногами, в груди.
И больно. И уже не по фиг.
Только судьбе пофиг, что ему не по фиг.
Ничего. Кишка тонка заставить отступить Ракитянского.
Марфа впала в какое-то мутное состояние, в котором оказалась впервые. Как это говорят сейчас — не в потоке, не в ресурсе?
Не в себе.
Так точнее.
На поиски работы она забила — только время зря тратить, и свое, и чужое. Квартира, вылизанная сначала до блеска, постепенно приходила к состоянию «хлев». Готовить не хотелось. Единственное, что варилось на плите — кофе с утра. А потом — какие-то чипсы, сухарики, орешки, иногда заказывала пиццу. И смотрела всевозможные сериалы. Депрессивные шведские, детективные французские, корейские дорамы, турецкие мелодрамы, исторические, фэнтези. Все подряд.
Иногда, ловя свое отражение в зеркале, Марфа не узнавала себя. Неряшливая, неопрятная какая-то. И взгляд… взгляд бессмысленный. Ну что же, вот мы и дожили к тридцати годам до первой депрессии. Для полноты картины осталось начать выпивать. Но вот спиртного не хотелось. К счастью, наверное.
ebooksa