Продолжай

А как это называется, а?

Задачка.

Еще через какое-то  - непродолжительное – время – у Ростислава созрела уже не новая мысль – а целая обида. Что, для тебя, Полечка,  это вот так? Так мало? Не-мно-жко?

А для него самого?

Задачка.

Ведь он именно так сам всегда к девушкам и относился. Немножко секса (нет, ради справедливости – не то, чтобы немножко, а даже иногда наоборот), немножко разговоров – чтобы до постели довести, в основном.  А теперь его самого так.

Ой, как это… неприятно, оказывается.

Нет, не может быть, чтобы она именно так…И готова в любой момент скинуть все: их встречи, ночи, разговоры – легко скинуть, как пылинку с плеча пиджака. И не задумываясь, не оглядываясь, уйти дальше, вперед. Без сожалений.

Нет, не может быть. Но все же…

И тут же захотелось узнать про Багринского. И вытрясти правду  про федерального судью Терентьева. И спросить в лоб: что она чувствует по отношению к нему, Ростиславу?

Чувствует? Зашибись. И как мы дошли до жизни такой? До чувств-с.

Но желание получить хоть какую-то информацию никуда не делось.

* * *

- Соскучилась по мне?

- Ужасно соскучилась! – с придыханием мурлыкнула Чешко в трубку. – Соскучилась-соскучилась!

А у него от этих слов, от этого сладкого медоточивого голоса загорчило внутри. Сколько раз он точно таким же тоном, с точно таким же придыханием что-то говорил трубку, параллельно пролистывая страницы контракта или прокручивая нормативные документы на экране? Голова в работе, а  язык что-то там сам лопочет очередной развесившей уши дурочке. А теперь что же? В роли дурочки – он сам?!

- Как ты относишься к культурной программе? – вышло резковато – и сменой темы, и голосом.

- Культурная программа – это догги-стайл или наездница?

Ростислав про себя, но от всей души выругался. Это не женщина. Это… это…

- Это театр.

- Ого, - изумление только в словах, не в интонации. – И что дают? Эммануэль?