Укрощение рыжего чудовища

– Можно букет, можно одну розу, две, три. Сколько скажешь. Вопрос упирается в деньги и сроки. К какому числу нужно?

– К четырнадцатому февраля.

Люба ехидно улыбнулась. Егор серьёзно кивнул, и они стали обсуждать цену.

Тихон долго смотрел на сообщение, не решаясь его открыть. Словно в этом сообщении тикала бомба. Или сидел вирус, если думать в терминах современных технических реалий. Но всё же решился. Палец чуть дрогнул на сенсоре, сообщение открылось со второй попытки. Четыре слова: «С днём рождения, сын». Он долго и молча смотрел на экран. А потом быстро, словно боясь передумать, набрал ответ: «Не знал, что ты научился отправлять эсэмэски». Ощущение, когда сообщение ушло, было до невозможности гадким. Как вкус пригоревшей каши во рту. Ответа на сообщение не последовало.

Варя не знала, чего ждать от дня рождения Тихона. Готовила себя вроде бы ко всему. Но всё равно оказалась удивлена.

Куча народу. Толпа просто. Ресторан закрыт на спецобслуживание, полный зал гостей. Люди проходят, уходят. Кажется, Тихого знает половина Москвы.

Он с удовольствием принял ее подарок, обнял, поцеловал. Точно так же, как принимал подарки, обнимал и целовал кучу других гостей. И Варвара снова почувствовала себя одной из многих. Из очень многих.

Ваза с букетом белых роз пристроена на столе. Лещ несколько раз порывался ее забрать хотя бы к себе, за стойку, мотивируя тем, что может разбиться. Тин каждый раз рыкал: «Оставь!» И хрупкие стеклянные розы, вышедшие из-под талантливых рук стеклодувных дел мастера Егора Берковича, украшали стол именниника.

От Вари не отходил Ростислав. Будто его к ней личным охранником приставили. Сидел рядом, развлекал анекдотами и историями, с кем-то знакомил, подливал в бокал вино, подкладывал на тарелку закуски. Ни дать, ни взять – заботливый дядюшка. А Варе с каждой минутой становилось всё более тоскливо. И дело даже не в бесконечных девицах, которые на Тихона вешались. В конце концов, как вешались, так и отваливались. И не в том, что он почти не обращал на нее внимания. Ведь это его день рождения, его праздник, а статус их отношений совершенно не определен для того, чтобы она была при его персоне постоянно. Да ей совсем и не улыбается быть при чьей-то персоне. Нет, не в том абсолютно дело. Варя просто очень остро и чётко почувствовала свою чужеродность этому обществу. Абсолютную чуждость миру Тихона, его друзьям, всему его окружению. Нет, под это она прогибаться не хочет. А он не станет прогибаться под нее. Всё зря. И напрасно она села тогда к нему в машину. И зачем только так заморачивалась с платьем, причёской и подарком? Никому это не нужно. Ни ему, ни ей. Ни-ко-му.

– Я поеду, пожалуй. Засиделась.

– Как это? – всполошился Рося. – Зачем это?

– Я устала, Слава, – Варя поразилась мягкости своего тона. – Тихон и без меня не скучает. Передашь ему, что я уехала, если спросит, хорошо?

– Нет, нехорошо, – заупрямился Ракитянский. – Надо у Тина отпроситься.

И потащил ее к тому месту, где сидел именинник. Точнее, именинник стоял у стола и заливисто хохотал в компании двух упитанных молодцев, один другого веселее. Вообще, веселы они были все трое. Сильно навеселе, если точно.

– Рося, ты про Тобольцева новость слыхал? – начал Тин и замолчал, заметив Варю. Что-то изменилось в его лице. Взгляд стал виноватым, растерянным.

– Варвара Глебовна решили откланяться, – подчёркнуто церемонно доложился Рося. И ножкой снова шаркнул.

– Уже? – как-то бесцветно спросил Тихон.

Два его весёлых приятеля с интересом наблюдали за разговором.

– Что так рано, Варенька?

«Варенька» Варе дико не понравилась. Что за неуместная нарочитость? Но ответила Варя в тон и почти елейно: