На это Тин ничего не ответил.
А у подъезда Вариного дома у них случился скандал. Потому что Тихон Аристархович выказал намерение отпустить машину, а Варя заявила, что она его на порог не пустит. К тому моменту она в полной мере осознала, насколько сильно он пьян. Просто в дым. Примерно в таком же состоянии, как в их первую встречу. Это было… полгода назад? Да, Тихон, похоже, пьёт редко, но метко.
– Поезжай домой, я тебе серьёзно говорю!
– Не хочу домой. Хочу к тебе. Тебя хочу. – Тихон прижал ее к себе, шепчет на ухо, обжигая горячим дыханием и парами алкоголя.
Ага, как же! Он пьяный, неадекватный, и ей хочется вмазать ему в лоб.
– Вали домой, Тихий. Тебе сегодня не дадут.
– Почему? Тебе же хорошо со мной.
– Мне с тобой хорошо, когда ты трезвый! – теряет терпение Варя.
– Не любишь ты меня, – горестно вздыхает он. Демонстративно надувает губы, по которым срочно хочется треснуть. Детский сад!
– Да за что тебя любить, алкоголик несчастный! Всё, Тихон, марш в машину.
– Злая Варька… – бормочет он.
Терпение рассыпается окончательно, она хватает его за руку и тащит к машине. Тихий не сопротивляется – и то хлеб. Потому что если бы он упёрся – силой она бы его с места не сдвинула, несопоставимые росто-весовые показатели.
– Домой. Спать! – скомандовала она, сдавая Тихого на руки водителю.
– Не любишь ты меня… – еще раз трагически бормочет он, неловко садясь в машину.
Нет, не детский сад. Ясли!
Варя успела переодеться. Снять макияж. Сходить в душ. И потом смутное беспокойство всё-таки прорвалось. Надо было Тихона у себя оставить. Ну и что, что пьяный. Даже если бы приставать всерьёз стал – не убыло бы с нее, перетерпела бы. Ведь знает, на что способен Тихий в таком состоянии – тонкий шрам по линии челюсти тому свидетель. И, видимо, не только этот шрам. Вот вляпается же во что-нибудь. Как пить дать вляпается! Зачем она его отпустила? Почему выгнала? Лучше бы пусть здесь был. Пусть бы храпел пьяный. Пусть. Зато она бы точно знала, что с ним всё в порядке. А теперь сиди и мучайся неизвестностью. Нет, сил нет. Схватила телефон. Длинные гудки болезненно долгие. И, наконец, хриплый голос в трубке. Даже не голос – сонное, невнятное и вопросительное:
– М-м-м?..
– Ты где?!
– А ты кто?
– Тихий!