Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

– А дальше нет, – и ее поцеловали в вылезшую из выреза джемпера бретельку.

– Совсем нет?

– Совсем.

Она некоторое время невидящими глазами смотрела на последнее фото на мониторе, а потом вдруг вся обмякла, закрыла лицо руками и выдохнула:

– Я чуть с ума не сошла.

Он молчал, и лишь через некоторое время послышалось:

– Дуня, ну ты чего? Ты что, подумала, что я мог… нас… – ей отвели руки от лица и заглянули в глаза.

Ваня сидел рядом на корточках, держал за ладони и взволнованно смотрел.

– Ду-у-у-ня…

А потом опустил голову ей на колени.

– Там нет ничего откровеннее бретельки, – доносилось до Дуни. – Потому что… потому что остальным я не готов делиться даже с камерой.

Они так и сидели. Он – обняв ее ноги, она – гладя его волосы.

– Не переживай, – шептал Ваня, целуя колени, и Дуня чувствовала через тонкий капрон, какие теплые у него губы.

А потом они вспомнили про компанию, что ждала перед дверью студии, и Ваня пошел всех впускать.

Лишь тогда, оставшись в одиночестве, она снова возвратилась к фотографиям. На этот раз Дуня их рассматривала. Они действительно было очень красивыми. Мужская спина, рассыпавшиеся по женским плечам волосы. Прикосновения. Взгляды. Очень интимные фотографии. Каждый кадр – любовь.

За дверью кабинета стали слышны голоса. Студия вновь наполнялась жизнью, но Дуняша этого не замечала. Она разглядывала ключ на полу между телами, редкие веснушки на собственной щеке, Ванины руки.

Сам он возвратился с чашкой чая, которую поставил перед Дуняшей.

– Хотел добавить коньяку, но вовремя вспомнил, что ты за рулем.

– Ты прав. Это необыкновенные фотографии, – Дуня подняла глаза.

– Вообще-то… – Иван слегка прокашлялся, – есть еще.