— Ты всегда так хорошо пахнешь, — бормочу я ей в волосы, вдыхая ее естественный клубничный аромат.
Элиана заканчивает чистить зубы, мы выходим к причалу и заходим внутрь. В доме царит тишина, если не считать громкого храпа Зейла, доносящегося с лестницы.
— Панкейки? — спрашивает Элиана, направляясь на кухню.
— Я никогда раньше не ел домашних панкейков, — отвечаю я, следуя за ней.
Элиана растерянно смотрит на меня, доставая из холодильника ингредиенты.
— Твои мама или папа никогда раньше не готовили для тебя их?
Я качаю головой и сажусь на стоящий рядом табурет.
— Они оба были заняты, когда я был ребенком. У отца было несколько предприятий за городом, а у мамы — цветочный магазин на городской площади.
— А где они сейчас?
Я прочистил горло, неловко переместившись на месте.
— Они оба в разных городах.
Она поднимает на меня бровь.
— Вы больше не общаетесь или что?
— Не совсем…они меня не помнят, — она дважды моргнула, — я родился у них очень поздно, и несколько лет назад им обоим поставили диагноз «болезнь Альцгеймера».
— Мне так жаль, — шепчет она, — сколько тебе было лет, когда им поставили диагноз?
— Семнадцать. Я только что присоединился к молодежной команде «Сальтвотерские Шреддеры», когда это случилось, и Габриэль взял меня под свое крыло.
— Это объясняет, почему он так требователен к тебе, — говорит она, опираясь на локти.
— Это также объясняет, почему я так тяжело переношу его разочарование. Он так много сделал для меня, и я чувствую, что в долгу перед ним.
Элиана кивает в знак понимания.
Я встаю и иду к ней, обхватывая ее за талию и упираюсь подбородком в плечо, наблюдая за тем, как она добавляет ингредиенты в миску для смешивания.