Затем высказались, что именно в этом додзе преподают лучшие воспитанники великого Аоки. И право учиться здесь нужно еще заслужить. Особенно, если у тебя и катаны-то нет приличной.
Дернул меня ёкай, я ляпнул, что катана у меня уже есть. Чуть ли не потребовали продемонстрировать. И уже когда обнюхали черный клинок и презрительно со стуком обратно в ножны впихнули, я взбесился. Масаюки все это время рядом стоял и мрачнел с каждым словом. Явно не ожидал, что оябуна так непочтительно встретят. Но я решил, что достаточно уже здоровался, кланялся и улыбался. Теперь можно и попрощаться.
Сбоку стены подпирали широкие бревна, почти полметра в диаметре. Конек крыши держали. Как раз рядом с правым столбом и сидела веселая компашка чудаков-сэнсеев. Поклонившись, выпрямился и с легкой усмешкой бросил:
– Сумимасен, мы ошиблись. Мой друг почему-то решил, что в Йокогама Муакай можно найти настоящих специалистов кэндзюцу. На самом деле здесь я вижу напыщенных индюков, не умеющих следить за языком и забывших правила приличия. Но мы не будем больше терять время, в этом додзе меня ничему научить не смогут. А, чтобы вы не жаловались, что вас вздумал оскорбить неизвестный, я представлюсь. Меня зовут Тэкеши Исии. А это – моя подпись.
Клинок из ножен, внутри него уже пляшет злая энергия, которую качнул, сжимая рукоять. Первый удар сверху вниз, справа-налево. Опять вверх – и второй удар уже слева-направо. Крест-накрест. Отлично, вроде как пар спустил. Катану на место, легкий поклон и на выход. А за спиной упали два куска бревна, затем остатки заскрипели и верхняя часть подалась вниз, потянув за собой крышу. Посыпалась палки, штукатурка, повалил мусор. Брызнули перепуганными тараканами мужики в красивых кимоно. Но мы с Масаюки спокойно вышли и сели в машину. Никто за нами и не вздумал выскакивать с претензиями. Только слышно было, как поскрипывает просевшая крыша и верещат откуда-то из глубины гении кэндзюцу.
– Поехали домой, Нобору-сан. Нас здесь даже чаем не угостили. Хоть поужинаем нормально. И, Масаюки-сан, не нужно расстраиваться. Положимся на судьбу. Если Кагуцути [
Через час в додзе приехал Ютака Хикито, сын легендарного сэнсея Аоки Хикито, обладателя всех возможных наград в кэндзюцу и кендо. Сорокалетний мужчина внимательно выслушал жалобы, которыми его завалили местные учителя, затем ощупал поврежденный столб и подозвал одного из смотрителей, кто наводил порядок в доме и одновременно служил семье Хикито, отвечая за решение любых проблем в одной из многочисленных школ, разбросанных по всему Ниппон. Встав рядом со стариком с цепким взглядом, Ютака внимательно слушал, изредка переспрашивая:
– Раньше не видели?.. В дорогом костюме?.. Собственная катана? Черная? В смысле – ножны черные? Клинок? Весь, абсолютно?.. Хотел заниматься?.. С телохранителем, именно он его и привел?.. А что ответили? И как?.. Значит, расписался?.. Тэкеши Исии? Понял, аригато гозаймасу, Нисимура-сан.
Вернувшись к чуть успокоившимся сэнсеям, Ютака поправил юкату и вынес приговор:
– С настоящего момента вы больше не можете преподавать в школе Аоки. Я поговорю сегодня с отцом и он примет решение, как с вами быть. Выступив от нашего лица и от нашего имени, вы оскорбили будущего ученика, превысили данные вам полномочия и покрыли позором это додзе. Единственное, чему вы можете радоваться, что остались живы. Потому что Тэкеши Исии – абэноши, лично отмеченный самим микадо. Он мог после всего случившегося отрубить вам головы и был бы в своем праве… Завтра после обеда вам сообщат о решении. Сейчас можете возвращаться домой.
Ютака Хикито получил прекрасное обучение и владел мечом чуть-чуть хуже гениального отца. А еще он обладал прекрасной памятью и знал всех значимых персон как в Токио, так и в Ниппон. Его обязанностью было улаживать возможные конфликты с взыскательными клиентами и рекламировать сеть школ среди желающих изучить столь сложное и прекрасное искусство.
Посмотрев задумчиво на остатки столба, мужчина пробормотал:
– И как теперь перед ним извиняться? Ведь он не просто абэноши, но вроде бы еще и кобун в Инагава-кай?
Одиннадцать вечера. Вся округа спит давно. Опекун так уже третий сон видит. У него с этим строго – пришел, бутылочкой пива ужин заполировал, шоу в девять вечера посмотрел – и все, до утра его нет.
Лишь я сижу, лобную кость морщу. Думаю, в какого подобным идиотом уродился. Вроде папа был куда адекватнее.
Вспоминаю себя “старого”, еще времен подмосковных. Ведь не человек был, а интеграл в людской оболочке. Задачи, сроки, подходы, варианты ликвидации. Затем – бэкдоры, баги, ложные следы и перевод стрелок на хакерские группы. Деньги, ненависть от бывших “коллег по дружному коллективу”. Семья, с которой смог провести так мало времени. Но даже улыбаться начал. Временами.
Стал бы я прежний на идиотов в додзе наезжать? Да никогда. Улыбнулся бы, поклонился и исчез. Меня бы через пять минут уже забыли. А сейчас? Более чем уверен, что половина Токио уже утром будет судачить: “Наш выгоревший чужую школу разгромил, всех сэнсеев мечом порубал, на полицию наорал и флагом махал”. Еще про то, что “Базай” орал, непременно добавят.
А все – гормоны. Или еще какая дурь, которая в башке Тэкеши в достаточном количестве. И никак ее не выколотить, это часть приобретенного тела.
Или вот – Масаюки. Здоровый мужик, который с чего-то решил, что я имею право распоряжаться его жизнью. Вечером наморщил бы брови, сказал “зачем ты меня в этот клоповник позвал” – и все, посчитал бы, что уронил честь господина. Просил бы разрешение на сеппуку. Ладошкой махни – и человека не станет. Потому что “недостоин я оказанного доверия". А господин – дурак малолетний, с понтами шире дверного проема.
Ох, грехи мои тяжкие. Когда профессор узнает, что я начал коленца выкидывать, он меня освежует. И будет полностью прав. Потому что должен Тэкеши сидеть маленькой мышкой под веником и не отсвечивать. А меня прет, будто ведерную скипидарную клизму вшарашили. На кураже. С ощущением, что жить надо немедленно, на ускорении, не оглядываясь за спину. Или это уже не жизнь…