– Оберстлейтенант Шольц сказал, что для новых поселенцев из вас можно будет получить наделы на юге Тазили. Между землями Рейха и местными. Вы получите вид на жительство нового Африканского протектората, все права и обязанности фольксдойче. Гражданство через десять лет, если кто захочет. Для граждан послабление в налогах. Это все, что запомнил. Секретарь господина губернатора обещал листовки сделать, которые всем приехавшим станут раздавать. Там про ваш вопрос тоже напишут. Не вы одни хотите к сильному господину прислониться. Дикари уже какой день на эту тему пороги обивают.
После заката солнца при горящих кострах прямо в лагере бывшие военнопленные построились и торжественно пообещали: никаких волнений или бунтов; добровольная работа за установленную плату там, куда направят; возвращение домой по бесплатному билету со всем нажитым, включая огнестрельное оружие. Про билеты фон Шольц обещал продавить вопрос на самых верхах. Чтобы лишний раз показать всему миру, как именно обращаются с проигравшими войну новые власти.
Охрану с лагеря сняли. Если кто хочет бежать – дорога свободная, солнце и жара тебя убьют за пару-тройку дней, даже на пулю тратиться не придется. Забузишь? Свои же пристукнут, ты для них надежду на скорое возвращение рубишь. Ну и черные с копьями по округе мелькают, выбрав, с кем дружить хотят. Да и про гиен никто не забывал. Помнили, как в ту страшную ночь твари людей на куски рвали. А дикари и зверье в рот Макарову заглядывают, любой приказ бегут исполнять без оглядки. Мизинцем шевельнет – и все, только безымянная могилка от бузотера. Если в котел не отправят.
С этого момента для любых передвижений действовало единственное ограничение – на любые территории батальона проходить могут только члены сводного корпуса. Гражданским – при наличии выданного пропуска. Это касалось центрального лагеря и опорных точек, куда перетащили картечницы. Победители медленно подминали под себя весь Тазили, нацелившись на превращение его в гигантский форпост в центре Сахары. И не было в местных песках никакой силы, способной им помешать.
Закончив утром распределять хвостатых по патрулям, Сергий присел у входа в хижину, откинул крышку ящика. Нужно было проверить, что все необходимое будет с собой: патроны, две большие фляги со свежей водой, тесак в потертых ножнах. Парень собирался в последний раз встретиться с вождями и колдунами. Те уже упаковались, теперь готовились двинуться назад. Рассказать своим, как хитрые белые обманом заставили идти на войну. И как великий вождь и страшный пожиратель душ добры к выжившим, разрешив жить рядом. Нужно было согласовать последние детали, обсудить возможные вопросы и договориться о связи. Племена собирались обязательно связаться с будущим покровителем и попросить поддержку в обустройстве на новых землях.
В дверном проеме замер горбун, с интересом разглядывая, как молодой человек ловко цепляет на широкие брезентовые ремни разные полезные штучки. Как только у Макарова дошли руки до чужих захваченных припасов, он не поленился, изобразил подобие разгрузки. Потеешь все равно на солнце, зато руки свободные, спина не болит, тот же “Кольт 1911” в кобуре, а запасные магазины к нему – в чехольчиках, от песка прикрыты, достать можно одним движением. Хороший пистолет, кстати, с убитого британца как трофей достался. Янки начали союзникам продавать, вот покойный и прибарахлился при случае.
– Расслабился ты, Сергий, даже не дернулся, как я подошел. А вдруг бы кто чужой?
– А там справа у забора старшая морда лежит, даже сюда храп долетает. Пришел бы чужой, она бы его на завтрак, обед и ужин разобрала. Да и слышно тебя, когда ходишь... Ногу подлечил? Хромал после той ночи.
– Да, лекарка наша поправила. Фельдшеры новые приехали, рутину на себя взяли. У нее только сложные случаи остались. Вот и меня обиходила, да спину чуть подлатала. Конечно, красавцем не буду, но хотя бы болячки донимать перестали.
– Когда ее домой отправим? Что командование говорит?
– Здесь пока все сидят. Только ты суетишься, побыстрее с глаз долой спровадить хочешь. Не знаю, что вы там не поделили между собой.
– Потому что здесь пока тихо. А стрелять могут начать в любой момент. Ударит моча в голову кому на побережье, пнут тот же Иностранный Легион, снова будем кровью умываться. Сколько ты похоронок на погибших за его благородие написал? Почти сотню? Маме и папе девочки этой несмышленой что на бумаге излагать станешь? Как она под пулями не кланялась и “Марсельезу” на бруствере пела?.. Извини, Герасим. Я тебе уже не один раз говорил. Меня убьют, плакать никто не станет. Вся родня как в Сибирь уехала, так и с концами. Даже не вспоминают больше. Песочком сверху присыплете, рюмку разок за помин души поднимете – и все. А девочка эта, она талантливая. Она сотни людей еще вылечить сможет. Поэтому вывозить ее отсюда надо.
– Надо... Только как? Уперлась, пока роту не будут по ротации убирать, никуда не поедет. А мы еще надолго застряли. И оберст отпускать не хочет, обещает целую больницу тут выстроить, людей из Рейха привезти. Говорит, папа у фон Шольца серьезный человек в Германии, поможет.
– Ну и дура она, если такое слушает...
Закончив собираться, Сергий закрыл крышку и выбрался на улицу. Пробковый шлем он не носил, не нравился он ему. А вот подобие куфии соорудил. И не так жарко, и весит всего ничего. Да и в любой момент от ветра с песком прикрыться можно. Пока вахмистр не ворчит, можно чуть-чуть расслабиться. Пластуны и остатки русских добровольцев в лагере вообще оказались в непонятном полу-партизанском статусе. Официальный командир – в госпитале. Как дорогу дотянут и нормальный грузовик пришлют, вместе с остальными лежачими ранеными на побережье поедет. Остальные – слушают только Анисия Лазаревича, а тот уже через младший командный состав нарезает каждому задачу. Кто в караул, кто помогать закапризничавшую картечницу до ума доводить. Кто со строительной бригадой на новую точку – планы чертить, сектора обстрела прикидывать, будущие стены намечать. Благо, народ почти весь в годах, жизненных неприятностей хлебнул с лишком, поэтому суетиться не любят и делают все обстоятельно. Да и мало их, добровольцев, по пальцам трех рук пересчитать можно. Это германцев уже под тысячу, с новыми пушками, имуществом, шайтан-машиной для разговоров по воздуху. Вот и не теребят камрады русских, берегут. И за возможное отклонение в форме одежды не спрашивают. Какая форма, вы о чем? Те, кто с оберстлейтенантом через мясорубку прошел, через одного вечерами в шортах щеголяют. Местный шик – выбрать штаны с британских запасов получше, откромсать лишнее и подшить кромку. Все – статусная вещь. Сразу видно, кто пороха местного понюхал, а кто пока не достоин.
– Ты как до дикарей пойдешь, загляни все же в госпиталь. Их завтра в пещеры хотят потихоньку перевозить, там прохладнее. Поговори с девушкой. От себя прошу, – горбун на секунду придержал Макарова за лямку разгрузки. Сбоку еле слышно зарычала гиена. – Цыц, лохматая, не с тобой разговаривают!.. Так что, сходишь?
– Ладно. Пошли вместе, тебя шаманы тоже видеть хотят. Они меня одного боятся, говорят, ты злобного мчави успокаивать хорошо умеешь. За каждого провинившегося просишь... К раненым зайдешь, а я пока повидаюсь с заполошной. И что ей дома не сиделось?
Парочка отсалютовала спешащему мимо патрулю, после чего повернула налево и потопала по бурой пыли к понуро висящему над дальним домом белому флагу с красным крестом. Сбоку тут же пристроилась зверюга. Вторую самку Сергий отправил с частью стаи на охоту. Федор заметил у дальнего оазиса местных оленей. Пусть гиены мяса добудут. Потому что кормить их трупами парень категорически не хотел, а жрали зубастые телохранители много.
Только в последние дни Сашенька чуть-чуть пришла в себя. Отоспалась, восстановила силы. Четверо новых фельдшеров из германцев сильно облегчили жизнь. Перевязки, уход за лежачими, раздача медикаментов. Кстати, они ведь с собой и целую гору разных препаратов привезли! Это тебе не внутренними силами раны чистить, боль снимать и крохотный огонек жизни поддерживать. Здесь и сейчас можно было опереться на всю мощь медицины, разложенной по многочисленным полочкам, коробочкам и не падать в обморок от переутомления. Можно сказать – выкрутилась лекарка, по самому краешку прошла. Кого не смогла спасти, тех уже похоронили. Но остальных – удержала на грани, дотащила через немогу к этому моменту. Теперь можно и дыхание перевести. Самую малость.
Главной среди новых медиков считалась высокая костлявая дама лет пятидесяти с невероятно скрипучим голосом и глазами навыкате. Трое мужчин разного возраста с бакенбардами “под Вильгельма” слушались ее беспрекословно. День фрау Кениг присматривалась, затем начала наводить педантичный порядок. Кровати расставили по ниточке, приданных в помощь штурмовиков озадачили сборкой шкафов и столов со стульями. На следующий день обе хижины были изнутри вылизаны и наконец-то стали походить на госпитальные палаты. Но больше всего Сашеньку поразил разговор, который произошел вечером за ужином. Один из фельдшеров дежурил, остальные чинно расселись за столом и аккуратно хлебали горячий суп.
ebooksa