Кержак

22
18
20
22
24
26
28
30

– И пока мы идем к этому “потом”, надо вкладываться в молодежь. В наших детей. Чтобы они получили дополнительное образование и смогли здесь начать строить нормальную жизнь… Я бы сказал, что третий пункт не просто “торговля и куча денег в итоге”. Я бы сформулировал чуть шире. Общая цель для всего изложенного – свой клан. С опорой на единомышленников. Кто не предаст. Кто защитит. Кто захочет шагнуть в будущее…

Посмотрев на задумчивые лица мужчин, Иван попытался понизить градус пафоса:

– Вы пока сильно не заморачивайтесь. Просто – хорошо иметь какую-то глобальную задачу. К которой будем стремиться… Свои университеты, ученые, свои кадры. Свой мир, который прекрасно справится без федералов и прочих стариков, впавших в маразм… А еще, надо не забывать главное отличие от дикарей, в которых мы потихоньку превращаемся… Когда я впервые встретился с Гарди, он чуть от смеха не лопнул. Потому что узнал, как мои бывшие боссы отказались от технологий ради золотых бус. Вот тогда я и спросил себя: а чем человек разумный отличается от безмозглой обезьяны? Почему кто-то в Отстойнике не хочет сдохнуть от болезней, тухлой еды и сдохших воздушных фильтров?

– Я знаю! – обрадовался Сарри. – Потому что этот кто-то мечтает уехать туда, где все уже есть.

– Дурак, кто об этом мечтает. Потому что там уже сидит толпа таких же желающих и прибьет любого, кто попытается раззявить рот на чужое… Но если тебе хочется все и качественное, кто не дает сделать это тут? Для себя? Не украсть, не выиграть в лотерею билет в Эдем, а тупо взять в руки лопату и начать ворочать дерьмо?

На такой вопрос у троицы простого ответа не было. Правда, Удэ попытался перевести стрелки на Осокина, но без особого успеха:

– Ты кержак. Ты в этом деле упертый. С шилом в одном месте, не сидится тебе.

– Не представляешь, сколько меня били за это. Сколько попрекали, что я тот самый “кержак”. Можно подумать, это слово собрало в себя все пороки моего мира. Честность, верность данному слову и дружбу с нормальными людьми… Я даже иногда думал, может я больной? Почему мне хочется увидеть новые земли? Почему я не могу простить обман? Почему в общении с женщиной пытаюсь найти любовь, а не выгоду?.. Не знаю. Но – я такой, каким воспитали. Таким и умру… Сколько мне там еще осталось? Лет десять? Значит, за эти десять лет надо младшим помочь с образованием. Корабль им собрать. Команду хорошую сколотить. И дать возможность воплотить мечту…

– Можно подумать, с ними кто-то считаться станет. Иван, это же Отстойник. Когда с других секторов народ входит в штопор и втыкается в дно, мы стучим снизу. Ад этажом выше, если ты забыл. Сюда даже черти из Предбанника стараются лишний раз не заглядывать.

Поднявшись, Иван постучал твердым пальцем по голове Чахлого:

– Все проблемы – здесь. В тебе. В отсутствии самоуважения. И пока ты не ценишь сделанное собственными руками, другие тоже будут плевать местным в спину… Вот только я еще раз повторю: мы не плесень с Пятерки. Мы – люди. Уставшие, голодные, озлобленные. Но – люди. И когда это осознаем, когда перестанем драться за отходы на помойках, когда объединимся… Тогда все намеченные пункты из дурацких проектов станут детальным планом действия. По-крайней мере, именно так я вижу.

Открыв дверь, мужчина посмотрел на тонкую полосу без мусора, на которой громоздились крохотные сарайчики. Обернулся и добавил:

– У нас дети умирают в Отстойнике. Те, кто может шагнуть к звездам. Вот это – настоящая беда и проблема. А все эти “хочу бабу с сиськами и свалить к федам” – полная херня. Хочешь – вали. Я же останусь здесь. И сделаю так, чтобы потом те же федералы стучались в дверь и просили разрешения пожить рядом. Пусть не со мной – с моими внуками. Но вывернусь наизнанку и сделаю…

* * *

С хозяевами собственных крохотных бизнесов Иван обсуждал не глобальные проблемы, а насущные задачи.

– Над головой пустой законсервированный док. Есть предложение прибрать его к рукам. Отремонтировать, развернуть мастерски по сборке мебели, товаров для Отстойника и на продажу. То оборудование, которое можно доводить до ума, не сбрасывать подешевке на барахолку. Нет – отлаживать, запускать и продавать как работающее.

– Энергию мы подцепим, это не так сложно. Где остальное брать?

– У меня контакты с механиками, кто с Предбанником общается. По контракту наймем их сначала. Чтобы помогли и народ учили. Будут начальниками участков, если захотят. Инструменты соберем сами. Что-то вывезем с Шестерки и Семерки. Мало того, с последней станцией есть связь, там сейчас меньше двух тысяч населения. Они готовы обменять оборудование на жилье. Готовы поселиться рядом, потому что на Семерке реакторная группа глушится в ближайшие полгода.

– Еще две тысячи? Как мы их прокормим?

– Новые фермы. Новые рабочие руки – это новые возможности. На стройку, в доки, в будущий порт. Два каркаса шаттлов выгребаем, доводим до ума. Все, что получится ободрать с заброшенных станций – наше. Даже на “погорельце” полно полезного.

– И все отдать чужакам? – возмутился сутулый мужчина в изъеденном реактиве комбинезоне. – Чтобы на все готовое?