— Равшана, ну хоть ты скажи, ты же тоже пользуешься, — Ирэн в отчаянии посмотрела на Равшану, — и Абу Сина видел, что использовалось для изготовления, мы же с ним вместе делали.
— Мустафа, сын, — обратилась Равшана-ханум к хану, — я не думаю, что Ирэн-ханум решила отравить Эстер, она, наоборот, хотела наладить с ней отношения.
— А что случилось с Эстер? — спросила Ирэн, надеясь, что ничего смертельного или непоправимого.
— Сначала у неё появилась сыпь на коже, а потом начали опухать губы и лицо, на которое она нанесла крим, — ответила Равшана-ханум
Ирэн покачала головой:
— Это не может быть от крима, даже, если у неё какая-то алл… непереносимость отдельным составляющих, ничего опухнуть просто не могло.
И вдруг на Ирэн снизошло озарение, перед глазами встало высокомерное лицо Эстер, кусок за кусочком, поглощающей омаров.
— Это омары, — произнесла Ирэн, — это пищевая алл… непереносимость.
Хан посмотрел на Равшану, спросил:
— Эстер раньше ела омаров? Было что-то похожее?
Та кивнула, что да, ела, и подтвердила, что раньше такого не было.
Ирэн спросила, вспомнив счастливые лица девушек:
— А как давно это было? До её беременности?
Равшана кивнула:
— Да, в последний раз здесь подавали омаров полгода назад, а беременность у Эстер около трёх месяцев.
Ирэн вздохнула, пытаясь унять колотящееся сердце и сказала:
— Беременность многое меняет, спросите у лекаря. Любой лекарь подтвердит, что это так.
— Я услышал тебя, гостья, — жёстко произнёс Мустафа-хан. Доктор сейчас у Эстер, позже я спрошу. А пока ты больше не можешь оставаться здесь, пока я не буду полностью уверен в твоей невиновности. Я не могу ставить под риск тех, кто доверился мне. И я бы изгнал тебя из гарема, но ты пленница, хотя я и дал тебе статус гостьи.
Да ещё твои слова про «чёрную кровь» не дают мне покоя, поэтому жить ты будешь в одной из комнат джарийе*. Тебя будут запирать, там есть двери и решётки на окнах. Когда ты начнёшь искать «чёрную кровь», то сопровождать тебя будут мои алыпы.