Метка Проклятого

-Нету, наверно в коляске остался.

-Блин, баба и без телефона в сумке, вот сука!

-Так, тут двести семьдесят.

-И все?

-Да, вот еще эта женская хреновина, где они помады и прочую лабуду носят.

-Глянь, там может, есть заначка?

Миша лежал тихонько как мышка. О том, что будет, если пацаны его найдут, он предпочитал не думать.

-Пусто.

-Ладно, в следующий раз повезет больше.

Голоса отдалились. Проклятый не знал, где потрошили сумку малолетние сволочи, и сколько ему придется добираться до дома. Знал только, что из одежды на нем, лишь белый платок, который обязательно привлечет внимание, если будет перемещаться хоть по траве, хоть по земле. А еще он знал, что, несмотря на дневную жару, ночи уже довольно холодные. Миша при этом никогда не отличался богатырским здоровьем, и не любил холод.

Глава 24 Сила ярости

Миша лежал тихонько, как мышь под веником. Голоса подростков стихли, но прошло не менее получаса, прежде чем он рискнул начать двигаться. Ему казалось, что стоит пошевелиться, как это заметят десятки гуляющих людей по набережной, улице или парку, а может и его похитители, которые могли ошиваться поблизости. Он не имел возможности определить, где находится. Вот обратят внимание на странно шевелящийся платок, и приблизятся, чтобы посмотреть, а нет ли там чего-нибудь этакого? Понимал, что, скорее всего, платок валяется посреди мусора, и всем абсолютно по барабану, шевелится он или нет, но все-равно боялся выдать свое присутствие. Его страх был очень похож на страх потерявшегося ребенка, который впервые оказался на улице без знакомых взрослых. Это был просто иррациональный ужас.

Странная все-таки штука психика, вот стоило Проклятому сравнить себя с ребенком, как страх, нет не исчез, но отошел на второй план, уступив место злости. Миша принялся выпутываться из своей импровизированной накидки. При этом оказалось, что, прячась от подростков, он умудрился очень основательно упаковаться в Ирин платок, просто как гусеница в свой кокон перед превращением в бабочку. И сейчас, дергаясь, словно та гусеница в попытках высвободиться, Миша негромко ругался, стараясь понять: ну как можно было замотаться с обеими руками?!

Наконец-то Проклятому удалось слегка ослабить сдавливающую его ткань и освободить одну руку. Он миллиметр за миллиметром начал выбираться наружу. Выбрался, и сразу же провалился с головой в кучу по большей части еще зеленых листьев. Вряд-ли с того момента, как мелкие воришки дернули у его жены сумку, прошло много времени, но уже начинало темнеть. Однако, как с недовольством констатировал Михаил, было еще недостаточно темно, чтобы его не смогли заметить, если он пойдет по открытой местности, но,при этом, уже достаточно прохладно, чтобы почувствовать дискомфорт.

Выбравшись из кучи листвы, он осмотрелся. Надо было сориентироваться на местности и понять, в какую сторону ему двигаться, ведь сидеть на месте и надеяться, что Ира угадает, куда его выбросили, он просто не мог. «Ожидание, смерти подобно», — сейчас Проклятый был согласен с данным высказыванием на все сто.

Покрутив головой, он понял, что по-прежнему находится на набережной, и это было хорошо. Можно было добраться обратно до того места, где они гуляли, не пересекая автомобильных дорог или асфальтированных участков, на которых он был бы особенно беспомощен или заметен. Еще раз осмотрелся. Воришки выбросили его около моста, с такого ракурса, как сейчас, тот выглядел просто колоссальной громадиной, и Мише понадобилось около минуты, чтобы догадаться, где он находится. Теперь самое главное понять, как ему выпутаться из создавшейся ситуации?

По форме набережная напоминала овал. Вырытый когда-то канал заковали в бетонные берега. Вверх от воды, под углом примерно в тридцать градусов, отходили бетонные плиты. Они когда-то были новыми, но сейчас потрескались, поросли травой и даже невысокими деревцами. Метров через пять наклон плит заканчивался, и начиналась ровная дорожка. По ней любили гулять, выгуливать собак, бегать по утрам, и не только по утрам, а еще вдоль нее располагались лавочки. Еще полгода назад лавочками их можно было назвать весьма условно, ведь сложно на самом деле считать скамейкой конструкцию, состоящую из двух каменных ножек и одной-двух поломанных досок? Но, недавно, в рамках какого-то улучшения, набережную слегка облагородили, заменили скамейки, поставили урны. Так вот сейчас, пользуясь теплом и прекрасной погодой, на них располагались компании, как парочки, так и более многочисленные, кто с пивом, а кто и с водкой. Представители закона всегда смотрели сквозь пальцы на эти посиделки.

За скамейками вновь начинался уклон. На этот раз более крутой и длинный, метров 10-12. Он порос травой, сорняками, разными цветочками. Вот как раз сюда, и выбросили содержимое Ириной сумки, вместе с ним. Проклятому это было на руку, там можно было скрытно передвигаться, правда по пересеченной местности. Для него по очень пересеченной!

Миша быстренько прикинул, что его унесли примерно километра на два, что в его системе мер и весов, превратилось минимум в сорок, а с учетом погрешности измерения, во все пятьдесят, а то и больше. Пятьдесят километров по пересеченной местности, населенной огромными монстрами, без еды, без одежды и обуви, соблюдая строжайшую незаметность перемещения. Да... неслабая такая задачка для человека, до недавнего времени ведущего сидячий образ жизни, и привыкшего к тому, что зарядка — это беспрерывное шевеление мышкой. Вынужденные нагрузки последних месяцев, конечно, укрепили его, но Михаил не был уверен, что этого будет достаточно для такого марш броска.

Однако самым сложным было даже не это, а то, что на пути Проклятого было несколько преград, которые невозможно было преодолеть, перемещаясь в траве. Во-первых — это мосты. Конструкция мостов, а на пути Проклятого было два таких сооружения, была такова, что полностью перекрывала наклонную насыпь, и обойти можно было либо снизу, под мостом, либо сверху. Верхний вариант отметался сразу. Перейти мост по проезжей части? О, сразу вспомнился детский стишок: «мальчик ехал на машине весь размазанный по шине». Это не говоря уже о том, что там есть остановка маршруток, несколько магазинчиков, и народ постоянно ходит туда-сюда.