Ах, жарко. Очень жарко…
— Пить! — требуют девочки.
Это и без перевода понятно. Даля берет со стола Ирочки бутылку воды, наливает в стакан для Мани, в стакан для Ани. Больше стаканов нет. Придется самой пить из бутылки.
Только собирается отхлебнуть из горлышка, как и взмокший от бурного спора с Женей охотник за Вулфом просит:
— Можно и мне водички!
Приходится спустить девочек с коленок и отправиться на поиски еще одного стакана.
Стакан находится в дальней подсобке. Даля возвращается в зал и, спешно налив посетителю воды, снова собирается глотнуть сама, но девочки тем временем почти дерутся. Аня уже допила свою воду и пытается отхлебнуть у Мани… Поставив на стол бутылку, Даля спешит разнять девиц, с жадностью поглядывая, как собирается сделать глоток посетитель, продолжая убеждая Женю продать ему раннего Вулфа, который, он точно знает, у Жени есть.
Посетитель делает большой глоток из своего стакана… и падает.
— Дядя, стявай.
— Стявай, пастудисся.
Посетитель не шевелится.
Ирочка визжит. Женя, опустившись на колени, пробует нащупать пульс и велит Ире замолчать и срочно звонить в «скорую». А Даля стоит, оцепенев.
Кроме них, в галерее никого нет. Но только что Черный ходил вдоль стен с картинами. И мимо столика, на котором стояла вода, ходил. И видел, что она из этой бутылки собирается пить. Мог что-то подсыпать, пока она за стаканом ушла.
Где этот Черный? Исчез?
Если бы она не успела налить воды Ане и Мане, едва открыв бутылку? Если бы и девочкам, как и несчастному почитателю Вулфа, налила, уже вернувшись из дальней подсобки? Если бы и девочки выпили воду из этой бутылки уже после ее возвращения? Если бы две маленькие девочки, две Женькины дочки пострадали из-за нее? Как из-за нее теперь пострадал совсем посторонний человек, ценитель Вулфа? Как вчера из-за нее пострадала скрюченная старушка?
И как в замедленной съемке видит, что Маша хочет глотнуть из бутылки. Из той самой бутылки, из которой Даля налила несчастному, замертво упавшему человеку и не успела выпить сама. А куранты, которые в этой галерее, как и в квартире наверху, слышны с улицы, бьют три часа.
Кинувшись к девочке, в падении, выбивает бутылку из ее рук и хватает Машу на руки. Суета, вспышки. Фотографы, приехавшие к трем снимать экспозицию, снимают всё вокруг — суету, упавшего замертво мужчину, ревущую Аню, вцепившуюся в ногу матери, ревущую Маню на руках у Дали… Еще бы — вместо скучных картин на стене такой экшн, эмоции неподдельные.
— Стоп! — ревет Женя и машет руками в сторону фотографов. — Это частная жизнь! — И, уже повернувшись к Дале и подхватив ревущую Аню на руки, поясняет: — Моих бывших коллег хлебом не корми, дай на чужую беду слететься.
— Почему коллег?
— Сама такой была. На западные агентства стринговала, в горячих точках, на стихийных бедствиях. У людей беда, а я вынуждена затвором щелкать. Жестокая профессия. Впрочем, успела с ней закончить. Ладно, не до разговоров о профессии сейчас. «Скорую», Ира, вызвала? Еще и ментовку, кажется, надо. Вряд ли он очнется.
ebooksa