Пошел купаться Уверлей

22
18
20
22
24
26
28
30

Следствие

Корнилову понравилось, как работали участники следственной группы.

Невысокий, с красивым замкнутым лицом, блондин в короткой кожаной курточке с милицейскими погонами лихо козырнул:

— Майор Бородин! — Обернувшись к своим спутникам, представил молоденькую девушку, следователя прокуратуры, следователя-криминалиста. Спросил: — Что случилось, господин генерал?

— Давайте без чинов. Я генерал отставной. И вам проще, и мне спокойнее.

— Хорошо, Игорь Васильевич. Участковый сообщил, что на вас совершено нападение…

Корнилов коротко рассказал о ночном происшествии, и каждый занялся своим делом, так хорошо знакомой и привычной для Корнилова следственной рутиной. Только на этот раз он принимал в ней лишь пассивное участие. На юридическом языке генерал именовался потерпевшим. И с большой долей вероятности мог из потерпевшего превратиться в преступника — ведь в саду лежал человек, которого, при большом желании следователей и судей, могли признать потерпевшим.

Следователь прокуратуры — звали ее Надей, — с трудом преодолевая робость, но очень профессионально, записывала показания Корнилова. Проверила разрешение на карабин.

— У вас, наверное, есть какая-то своя версия?

— Нет.

— Может быть, кто-то из уголовников решил отомстить?

— Уголовники редко мстят тем, кто их ловит.

— Вы так считаете?

— Знаю по опыту. Некоторые рецидивисты садятся по семь, девять раз. И что? Мстить каждому оперу, каждому сотруднику угро, отправившему тебя в зону? Тут уж или воевать с обидчиками, или заниматься привычным промыслом.

Девушка смотрела на Корнилова недоверчиво.

— Правда, правда! Многие уголовники так и считают: у каждого своя работа. Кому грабить, кому ловить.

— Не очень-то ваша теория, Игорь Васильевич, согласуется с нынешней практикой.

— А с нынешней практикой, Наденька, ни одна теория не согласуется! — улыбнулся Корнилов. — Но я, слава богу, ушел в отставку до разгула беспредельщины.

— А я только начинаю, — вздохнула девушка. И получилось это у нее очень по-домашнему. — Значит, у вас никаких объяснений?

— Увы! Но если появятся, я вам тотчас доложу.