В пузырьке была водка, настоянная на калгане, а в термосе душистый земляничный чай.
Они сделали по нескольку глотков настойки, а потом, слегка разомлевшие, пили чай: Корнилов — из алюминиевой кружки, Борис Федорович — из пластмассового стаканчика.
Внизу, в Оредеже, время от времени плескалась рыба. Было слышно, как за поворотом реки с шумом купаются дети.
Но вся эта благодать не подействовала на Корнилова умиротворяюще. Волна меланхолии с новой силой накатилась на него. Вот перед ним пожилой человек, наверное, учитель. Пенсионер. Игорь Васильевич внимательно взглянул на собеседника. Прикинул, сколько ему может быть лет: стариком не выглядит, но точно за семьдесят. Уж если войну под Берлином заканчивал! А вот нашел себе дело — голоса птиц записывает, радуется солнечному утру. И, наверное, не мучается от того, что оказался за бортом.
Корнилов знал, что завтра приступ меланхолии пройдет, он опять услышит пение птиц, будет радоваться солнечному деньку или долгожданному теплому дождику, серебристой плотвице, вытянутой из реки. Приедет с дежурства жена, и они вечером пойдут прогуляться по старой дороге на Заречье. Будут восхищаться тем, какие богатые нынче вымахали клевера. Все это будет. Беда заключалась в другом: Корнилов не мог разрешить пустяковый вопрос — когда он был самим собой? В тоске или в радости?
Усилием воли он стряхнул с себя оцепенение и стал прикидывать, как бы ненавязчиво, исподволь затеять с Борисом Федоровичем разговор о пещерах. Ему не хотелось показывать свою заинтересованность. Осведомленность случайного собеседника о том, кто он и где живет, оставляла мало надежды на то, что расспросы останутся секретом для местных жителей. Выручил сам Борис Федорович.
— Редко гуляете в этих местах. Все плотву дергаете у Могильного моста. Да ведь там одна мелочь!
— Зато рядом с дачей. И место красивое.
— Ф-фии! А это разве не красота? — он сделал широкий жест рукой, показывая на реку, на синеющий вдали лес, на береговые кручи. — Недаром тут поблизости Рылеев жил. В Батове.
— И бабушка Набокова.
— И бабушка. А на мызе, в набоковском особняке, перед войной ветеринарный техникум был, я там учился. Теперь уже и фундамента не найти. Все заросло.
— Мальчишки ковыряются, — соврал Корнилов. — Ищут что-то.
— Чего они там могут искать? Гадят только.
— А я слышал, там какие-то пещеры.
— Ничего там нет. Я, когда перед войной учился в техникуме, весь особняк облазил. Любопытным мальчишкой был, — Борис Федорович сказал это с нажимом, как будто Корнилов мог усомниться, что и он когда-то был мальчишкой. — Ничего не нашел, никаких пещер. А дядя мой на водокачке работал, уж он-то все секреты знал. Сказал бы.
— Вы правы. Какие тут могут быть пещеры? Пещеры в горах.
— Да. Гор у нас нет. А пещеры есть. Вам про них недаром говорили. — Борис Федорович явно противоречил самому себе.
— Про пещеры я на рыбалке услышал. Ловил рядом дед старый. Он и сказал.
— Сухонький, в панамке? Дмитрий Дмитриевич! Бывший учитель арифметики. Только как же вы с ним разговорились? Он же глухой, как тетерев.
«Опасный ты собеседник, Борис Федорович! — внутренне усмехнулся Корнилов. — С тобой ухо востро надо держать! Тут же выведешь на чистую воду».
ebooksa