Порт шумел. Я не видела, что происходит вокруг, но хорошо слышала звуки активной деятельности. Зычным голосом боцман командовал погрузкой, перемежая свои команды отборным матом. Видимо, грузчики не все делали как надо. Кричали чайки. Вдали лаяла собака. Негромко переговаривались матросы. И фоном всю эту какофонию сопровождал шум моря.
Меня куда-то вывели… практически вынесли и через какое-то время усадили, а вернее даже – уложили, судя по ощущениям в телегу. Ехали мы не очень долго, потом остановились, послышался голос возчика: “Вот она, лечебница-то для бедных”. Матросы поблагодарили (видимо, не только словами, но и в позвякивающем денежном эквиваленте), снова подхватили меня и понесли в больницу.
Глава 8
Оса
Пять утра. Загремело пустое ведро и открылась дверь подсобки, где я спала.
– Оська, подъем!
Это санитарка Нина Кузьминична. В больнице, где я нахожусь вот уже больше трех месяцев, активная жизнь начинается в семь утра. В это время медсестры начинают бегать по палатам, измерять температуру, давление, сахар в крови, делать уколы и прочее. Поэтому Нина Кузьминична приходит в пять утра (благо, живет рядом с больницей) и начинает мыть коридоры, кабинеты, столовую и прочие помещения, где в это время пока никого нет. Заодно будит меня.
Я выползаю из-под тонкого казенного одеяла, на ощупь нахожу свои тапочки, халат на стоящем рядом колченогом стуле и иду умываться. Затем иду помогать Кузьминичне. В мои обязанности входит носить и менять воду в ведре, отжимать тряпку и прочие незамысловатые работы, на которые я худо-бедно годна.
Три месяца назад, когда меня привезли в больницу, как ее тут называют, “для бедных”, лекари меня слегка подлатали. Залечили многочисленные ушибы и ссадины, рану на голове. Отечность спала и я, наконец, смогла открыть глаза. Да вот беда, все равно ничего не увидела. Зрение пропало совсем. И память так и не вернулась. Главврач Семен Степанович только охал и руками разводил: результат какого-то магического воздействия. И лечится такое только магами-целителями, специализирующимися на проблемах головы. Да только стоит это лечение целое состояние, а у меня и грошика-то нет. Из всего имущества на мне оказался единственный серебряный кулон в виде сердечка на груди. Много с него не получишь, даже если попытаться продать Впрочем, и целители-то такие только в столице есть, в маленьком городке в далекой провинции нашей страны им делать нечего.
Так и получилось, что хоть меня и подлечили, а идти мне некуда. Семен Степанович – добрая душа, не поднялась у него рука выгнать меня на улицу, где уже вовсю резвилась осень, поливая окрестности мелким, моросящим, но холодным дождем. У меня и одежды-то – набор в виде рубахи и юбки, выданный Агатой, да некогда белый, посеревший от времени, застиранный халат, выданный в больнице. Работать я, незрячая, нигде не могу. И не умею-то толком ничего. Вот и привлекают меня к нехитрым обязанностям: принести воды (благо, освоилась уже в больнице, могу на ощупь передвигаться по ней довольно уверенно), помочь сестричкам из большой упаковки ваты тампонов для обработки ран наделать или выстиранные бинты сматывать. Больница-то бедная, так что использованные бинты из плотной ткани тут не выбрасывают, а аккуратно снимают и в стирку отправляют.
Приходили ко мне и из полиции. Видимо, по просьбе все того же Степаныча. Расспрашивали, пытались хоть что-то из меня вытянуть, откуда я взялась, да что со мной случилось. Только ничего я сказать не могла. Даже места, где меня нашли, не знаю. А “Святой Николай” всего-то пару дней в Приморске стоял, с якоря давно снялся, рассказать про это место было некому. Когда основные отеки и синяки с моего лица сошли и стало оно хоть как-то походить на человеческое, сделали мой портрет и вроде как обещали объявление в газету дать. Даже и не знаю, дали ли. Я ж газет не читаю, а дергать всех вокруг и расспрашивать – неудобно. В отличие от меня, все делом заняты.
– Иди уже, помощница! – говорит мне старшая медсестра, к которой я пришла за очередным заданием. – Нет для тебя ничего.
– Тогда я пока к Ванечке? – радуюсь я.
– Иди к своему Ванечке. Совсем только не зацелуй – избалуешь! – ворчит она, но мне в ее голосе слышится улыбка.
Улыбаюсь в ответ и быстрым шагом направляюсь к Ванечке. Его палата расположена в дальнем конце коридора, куда я и топаю, уже довольно шустро обходя всякие препятствия. Хотя, подозреваю, что целый ряд живых препятствий сами отодвигаются в сторонку, чтобы я в них не врезалась.
Захожу в палату к Ванечке и слышу радостное:
– Осяяяаа!
Мои колени крепко обнимают, весело вереща:
– Плисла, уляаа!
Присаживаюсь на корточки, обнимаю Ванечку и нежно целую в пухлую щечку. Ну разве можно такого сладкого не тискать?
ebooksa