Здесь не было места для праздности. Обстановка требовала соблюдения режима дня, строгого распорядка. Эта же потусторонняя сила подняла его в семь утра и отправила на завтрак. И она же заставила вчера лечь и мгновенно уснуть. Вот и сейчас Макс чувствовал, что должен вернуться, дойти до библиотеки и подготовиться к лекции. Или идти обозревать окрестности. Что-то делать. Не лежать. Двигаться.
Он вернулся в отель и с опаской двинулся мимо картин, то и дело оглядываясь, пересчитывая двери, арки и проемы, стараясь запомнить малейший скол в стене, который мог послужить ориентиром.
Опять долго ходил по кругу, и единственным выходом оказалась дверь, мимо которой он прошел трижды. Макс толкнул ее и оказался в комнате, не предназначенной для праздно шатающихся гостей. Комната от потолка до пола была увешана гобеленами. Он двинулся вдоль стены, гадая, каким веком могут быть датированы эти шедевры – шестнадцатый, семнадцатый? Или это новодел, интерьер, воссозданный, например, после пожара? Ведь наверняка здесь случались пожары, как в любом монастыре. Или разбои. Ограбления, в конце концов. Да мало ли что. Или все это настоящее? И в этом городе действительно жили дети с лицами стариков, старушки и собаки с лицами детей, изображенных на гобеленах? Макс шел вдоль стены, и эти дети с собаками следили за ним взглядом. Почему не было кошек? Ни одной кошки! Почему только собаки – ушастые чудовища с человеческими глазами, яркими губами и внушительными, ярко очерченными бровями? И почему дети такие странные – с кудельками, по-старушечьи поджатыми губами, ввалившимися носами? Это что – фантазия неведомой мастерицы, художника или такие дети действительно жили в этом городе? От гобеленов, которые должны были делать комнату теплой, уютной, веяло могильным холодом, гнавшим случайного гостя вон. Здесь не хотелось оставаться, разглядывать вышитые на полотнах детали быта, но и уйти было невозможно. Комната затягивала, завораживала, не позволяя свободно дышать.
Макс, задыхаясь, как от астматического приступа, усилием воли заставил себя выйти. Почти бегом пронесся по длинному коридору, проклиная монахов, которые его придумали, и взбежал по лестнице. Ему было все равно, куда она ведет. И когда вдруг оказался на улице, с торца гостиницы, даже не удивился. Лишь напугал внезапным появлением женщину – местную жительницу, неторопливо выкладывавшую содержимое мусорного пакета в три установленных здесь же бака – для стекла, пластика, бумажных и прочих отходов. Макс огляделся и пошел вниз по улице, бессистемно сворачивая в закоулки, не зная, куда идет и куда приведет его дорога. Когда оказался на трассе – обычной, городской, по которой ехали машины и где мигали светофоры, – вздохнул с облегчением. Да, хватит с него квестов, закоулков и гобеленов. Он хочет жить в цивилизации.
Макс двинулся вдоль дороги и остановился лишь потому, что перед ним оказалась церковь. Та самая, которую он видел из окна, – башня, одиноко и грозно высившаяся на пустыре. Трасса внезапно уходила резко влево. Даже шума дороги здесь не было слышно. Макс дошел до церкви, но она оказалась закрыта. Ни одной живой души. Странное сооружение не призывало войти, не обещало приюта и успокоения. Оно изгоняло. Оглянувшись, он понял, что преодолел огромное расстояние. Поверить в то, что видишь собственными глазами, было невозможно – пройти несколько километров за такое короткое время? Хотя сколько прошло? Десять, пятнадцать минут? Макс посмотрел на часы, и ему стало по-настоящему страшно. Час. Он шел ровно час и даже этого не заметил. Город казался небольшим пятном на холме, игрушечным, как и эта церковь, которую он видел из окна своего номера. Вблизи же она была большой, огромной. Тяжелый, мощный храм, устрашающий своей массивностью. Нависающий над случайным путником. Давящий, прижимающий к земле никчемного, грешного человечка.
Дорога назад была тяжелой. Макс шел долго, ноги болели, тропинка, по которой он решил срезать путь, оказалась круче, чем он предполагал. Нестерпимо хотелось пить. Едва дойдя до стены, опоясывавшей город, Макс кинулся в первую попавшуюся лавчонку, где мужчина расставлял свои товары – кованых ящериц, чугунные утюги, светильники на бронзовых львиных лапах. То ли китч, рассчитанный на туристов, то ли настоящие находки для ценителей. Не поймешь.
– Воды, простой, – попросил он.
Мужчина продолжал расставлять ящериц.
– Воды! Пожалуйста! – взмолился Макс.
Мужчина аккуратно закончил смотр своих экспонатов и наконец нехотя выдал из холодильника бутылку воды.
– А что за церковь? Вон там? – поинтересовался Макс, сделав несколько спасительных глотков.
Поскольку мужчина не отвечал, занявшись светильниками, Макс решил, что продавец не понимает по-английски.
– И сигареты. Пожалуйста. – Макс для верности показал на витрину, которую занимали пачки.
И снова продавец проигнорировал просьбу, продолжая любоваться товаром – достаточно уродливым, с точки зрения Макса. Ящерицы отпугивали своим видом, и сложно было представить себе человека, который бы решился купить такую лампу, украшенную грубой мозаикой.
– Вы были в церкви? – спокойно спросил продавец на хорошем английском, неспешно выдавая Максу пачку сигарет.
– Да, а как вы узнали? – удивился тот.
– Не нужно туда ходить. Церковь редко бывает открыта. Только по особым дням, – ответил продавец.
– Почему?
Мужчина пожал плечами и занялся магнитиками и открытками.
– Почему? – чуть не заорал Макс. – И дайте мне еще жвачку.
ebooksa