Во главе конца

Переодевшись в чистое платье, я замерла перед зеркалом. На голове был кошмар. Передние пряди до подбородка, тогда как на затылке до неприличия короткие. Я увереннее взяла ножницы, повторяя в голове рождающийся план.

Через несколько месяцев Хлое исполнится семнадцать. Мне нужно продержаться три года до её двадцатилетия.

После смогу всё рассказать Каю.

Я принялась срезать длинные пряди, создавая короткую причёску. Сложнее, чем обрезать каре, но сейчас что ни сделай – всё будет неровным, поэтому я просто попыталась придать волосам не настолько безумную форму.

Три года. Как треклятая вечность.

Но я сумею.

Три года ничто по сравнению с ужасом потерять его навсегда. Это я уже испытала и больше ошибку не повторю. Я до боли стискивала зубы, пока трясущаяся рука отрезала пряди. Я злилась и боялась, но не позволяла себе отчаиваться.

«Твоя усиливающая эмоция – отчаяние. Это неплохо. Всё, что тебе нужно, это не отчаиваться».

Кай говорил об этом с улыбкой.

Значит, никакого отчаяния.

– Почему ты раньше не рассказала, что влюблена в моего сына?

Я не обернулась на голос Гипноса, продолжая сидеть на полу подвала, сложив ноги под себя и разглядывая найденный портрет Пасифеи. Красивая картина, но ей бы не помешала реставрация. К несчастью, художник плохо передал красоту хариты. Вживую она была грациознее, изящнее и очаровательнее. Ему только хорошо дались ярко-жёлтые глаза и развевающиеся белые волосы, которые из-за старости картины местами пожелтели.

– А ты почему раньше не рассказал, что Илира копия Пасифеи, и ты влюбился в неё, тоскуя по своей жене? – справедливо парировала я.

Гипнос не оскорбился, а сел рядом напротив портрета.

Веста была права, и в подвале Гипнос хранил многочисленные произведения искусства, а ещё какие-то памятные детские игрушки. Я побоялась в них рыться, не желая искушать себя гаданиями, что из этого принадлежало Каю и есть ли здесь что-то, принадлежащее мне.

– Я – Гипнос. Бог безмолвного сна, бесчувственный Привратник и хранитель Переправы, – с безрадостным смешком перечислил он свои заслуги. – Я прожил тысячи лет, а тоска стала частью меня. Однако оказалось, кое-что я не способен отпустить, как бы ни пытался.

– Ты узнал, что это именно Мелай перестал принимать травы, из-за чего Илира забеременела, верно? Беременность и моё рождение лишили её шанса на жизнь, а вас – на возможность быть вместе в будущем.

Гипнос кивнул, но на лице не дрогнул ни один мускул, словно он наконец смирился с этой болью.

– Ты почувствовал себя лучше, отомстив мойрам и избавившись от Мелая?

– Ненадолго, – признался Гипнос. – А следом всё стало как раньше, потому что месть не вернула мне ни жену, ни Илиру.