— А что менты? Приехали?
— Угу. Да что толку? Опросили, записали что чего-то и сказали, чтоб домой шла. Я, понятное дело, к тебе.
— И всё???
— Ну… Сказали, если что, можно прийти заяву накатать, но добавили, что вряд ли что-то выйдет: камер нет, зацепок нет, свидетелей нет. Тот, кто ментов вызвал, не видел нападавшего. Только меня, валяющуюся на земле и снимающую с головы мешок.
— Знаешь что! Давай-ка раздевайся и в кровать! — приказал я.
— Миша! Ты чего? — И без того большие глаза Вероники сделались еще шире, заполняя чуть ли не все лицо.
— Да я не это имею в виду, — спохватился я. — Синяки надо посмотреть и заснять. Если что серьезное, то в больничку поедем побои снимать.
— Ой, только не фоткай, ладно? — умоляюще попросила Вероника.
Она все же начала стягивать с себя джинсы и рубашку. Я помог ей, и скоро она лежала на кровати в одних только трусиках. Я критически оценил ущерб. Хоть и не врач, понимал: по-настоящему серьезных травм нет. Мерзавец бил в основном по животу, там виднелись несколько крупных красноватых припухлостей. Профессионально били.
— Так это же Толян! — осенило меня.
— Не сходи с ума. Ты же лучше других знаешь, что он сам сейчас на больничной койке.
— Значит, кто-то из его дружков-боксеров.
Вероника задумалась. А я продолжал свои доводы:
— Он же ненавидит нас и особенно тебя. Типа ты виновата в его сломанной ноге и что теперь бокс и он: ту-ту — разошлись, как два паровоза.
— Мне кажется руки этого гада толстенькие были, — погрузилась в размышления Вероника. — Может тот его дружок, как его?
— Вадик.
— Да. А еще он же тебя с лестницы пытался скинуть.
— Вот-вот! От этого подонка всего можно ждать!
Вероника отказалась ехать в больницу и снимать побои. Мы улеглись спать, и каждый раз, когда я случайно задевал свою подругу, она болезненно вздрагивала. Я злился всё сильнее и сильнее.
Утром она осталась дома. Я же впервые решился на сознательный прогул. И какой прогул — философия! Пропустил урок моей возлюбленной Ольги. Но куда деваться, когда такие страсти? Даже пополнение баланса на 7000 рублей не так сильно волновало меня, как беспредел, устроенный Толяном.