Миля над землей

– Мне действительно нравится твой рот. – Его рука накрывает мои губы, а затем большой палец тянет мой подбородок вниз, заставляя мои губы приоткрыться. – И мне понравится его брать.

Черт подери.

Он придвигается ближе, его нос касается моего, а рот всего в нескольких сантиметрах от моих губ. Но ближе он не пододвигается. Он замирает, мучая меня, а потом облизывает нижнюю губу.

– Поцелуй меня, – выдыхаю я. – Зандерс, пожалуйста.

Его полные губы приподнимаются в зловещей ухмылке.

– Я знал, что мне понравится слушать, как этот острый язычок меня умоляет.

Прежде чем он успевает наклониться и прижаться своими губами к моим, звякает лифт, и двери открываются на его этаже.

– Пойдем, я еще это послушаю. – Он слегка дергает за подол моей рубашки, отступая назад, на его губах играет победоносная ухмылка.

Зандерс открывает гостиничный номер и пропускает меня вперед. И когда я это делаю, у меня приоткрывается рот от того, насколько здесь здорово. Полагаю, я должна была догадаться по роскошному вестибюлю с мраморным полом или звуку скрипичных струн в лифте, но, честно говоря, я была изрядно увлечена хоккейным защитником ростом метр девяносто пять, который собирается полностью подчинить мое тело в постели сегодня вечером.

Летный состав останавливается в достаточно хороших отелях, но они не идут с этим ни в какое сравнение. Даже близко.

Мой взгляд падает на множество безупречных костюмов, которые висят в его шкафу. Зандерс всегда разодет в пух и прах, так что в этом нет ничего удивительного. Затем мой взгляд скользит в ванную, где на полочке расположилось больше средств для ухода, чем в местном магазине Sephora[9], – и снова меня это не удивляет.

Щелчок двери выводит меня из оцепенения, и я поворачиваюсь к нему лицом.

Он медленно подходит ко мне, расстегивая верхнюю часть рубашки, позволяя увидеть татуировки, золотую цепочку и бугры мышц.

– Только одна ночь, – напоминаю я и ему, и себе, замирая в центре комнаты.

Его грудь вздымается в беззвучном смехе, и он продолжает медленно приближаться.

Расстегивается еще одна пуговица.

– Звучит чертовски заманчиво.

– И мы никогда не будем говорить об этом после сегодняшней ночи.

– Я бы не посмел. – Еще шаг. Еще одна пуговица. – Но что ты скажешь своим коллегам, когда завтра не сможешь ходить?

О боже. Он прав.