Я качаю головой. Наконец я поняла, чего мне не хватало раньше и почему я не могла найти правильного места для последнего пристанища бабушки. Я искала место, а нужно было найти человека. Я привезла бабушку на Кубу, но последний шаг должен сделать он.
Руки Пабло дрожат, когда он снимает крышку, переворачивает контейнер и рассыпает его содержимое над морем. Ветер подхватывает пепел. Все происходит не так романтично, как я себе представляла, но разве это имеет значение?
Мы стоим рядом и смотрим на океан. В какой-то момент я перестаю различать линию горизонта. Всего девяносто миль. Каких-то девяносто миль отделяют Кубу от Ки-Уэста, самой южной точки Соединенных Штатов. Но здесь эти девяносто миль кажутся бесконечностью.
Сколько душ погибло в этих водах из-за того, что люди рисковали всем, чтобы найти лучшую жизнь? Такими людьми были родители Кристины – полные отчаяния, тянущиеся к надежде. Сколько людей по обе стороны океана смотрели на него, тоскуя о том, чего были лишены или с кем были разлучены – о близком человеке, о потерянной любви, о стране, где они родились, о земле, на которой они сделали свои первые шаги, о воздухе, которым дышали?
– Ты еще приедешь? – спрашивает меня дедушка. – Ты привезешь сюда моего сына и моих внучек, чтобы они познакомились со своими двоюродными братьями и сестрами?
– Да.
– Тогда я подожду. – Он достает из кармана пачку писем, перевязанных выцветшей бечевкой. Я сразу узнаю этот почерк.
Он улыбается.
– Я думаю, она бы хотела, чтобы они остались с тобой.
Глава 29
После смерти Алехандро проходят дни, они сливаются в недели. Время бежит очень быстро, на смену февралю приходит март. Горе от смерти Алехандро охватило всю семью, даже моего отца, который однажды, после неудачного покушения на Батисту, в котором был замешан брат, объявил, что Алехандро ему больше не сын. Мне кажется, что это было так давно – в другой жизни. На похоронах Алехандро были только мы – родители решили, что это касается только нашей семьи. Мне невыносимо думать о том, что в гробу лежит искалеченное тело брата.
Неужели Бог решил наслать на нас все горести сразу, одним махом? Может быть, он думает, что так нам будет легче справиться? Может быть, он считает, что, если утраты растянутся на годы, это принесет нам больше страданий?
Я уже ничего не знаю.
Я стала плохо себя чувствовать, в основном по утрам, но иногда тело преподносит мне сюрпризы и после обеда. Я по-новому взглянула на нашу мать и прониклась к ней уважением – она пять раз проходила через это. Четыре ее беременности закончились рождением здоровых детей, и лишь один ребенок улетел к ангелам.
Магда кудахчет надо мной, а сестры украдкой бросают подозрительные взгляды в мою сторону. С каждым днем живот становится все больше, и скоро мое положение уже будет не скрыть. Интересно, когда я уже не смогу прятать правду за широкими юбками? За обедом я задерживаю дыхание, опасаясь, что мама заметит, как изменился мой аппетит. Но она ничего не замечает – она поглощена своим горем. Она постоянно шепчется с отцом, и их разговоры становятся все более безумными. После обеда родители отводят нас в кабинет отца, и мне наконец становится понятна причина, почему родители не замечают ничего вокруг себя.
В кабинете я сажусь на диван рядом с Беатрис и Изабель и молюсь о том, чтобы мой желудок пережил это семейное собрание, не выдав меня. Мария и мама сидят в креслах напротив стола. Мама расположилась в том самом кресле, в котором когда-то сидела я, умоляя отца вмешаться и спасти Пабло.
Я думала, что, если Пабло уедет в горы, он спасется. Но я ошибалась.
А Алехандро…
В горле у меня встает комок. Я чувствую, как напряглась Беатрис, когда отец начал говорить.
– Ситуация на Кубе меняется. Ходят слухи, что они собираются принять закон о реформе земли – они хотят ограничить количество земли, которой может владеть физическое лицо или компания. Мелкие фермеры не пострадают, но те, у кого больше тысячи акров, у кого плантации… – отец сглатывает. – Поговаривают, что Фидель хочет забрать наши поля.