Луис качает головой.
– Я злюсь, но не на тебя. Прости, если я заставил тебя так думать. Я отдавал отчет своим действиям и осознавал, на какой риск иду. Это моя вина.
– Луис…
– Я люблю тебя, – шепчет он, прикасаясь к моим губам.
Эти слова звучат как прощание.
По моей щеке скатывается слеза.
– Если ты останешься, что это даст тебе? Несколько дней жизни? Неделю? Что ты успеешь изменить за это время? Подумай о том, сколько хорошего ты сможешь сделать, если у тебя будет больше времени и больше возможностей. Только представь, сколько ты сможешь сделать, если твои слова не будут подвергаться цензуре, если правительство не будет блокировать твой сайт. Если ты уедешь, тебе больше не придется бояться, что тебя собьет машина, когда ты будешь переходить улицу, лишь только потому, что ты думаешь не так, как они хотят, чтоб ты думал. Ты предлагал мне написать о своих впечатлениях, о жизни на Кубе. Помоги мне. Подумай о том, сколько хорошего мы могли бы сделать вместе и скольким людям могли бы помочь. Подумай о своей семье. Как скоро они начнут преследовать твою бабушку? А твою мать и Кристину? Они будут это делать, чтобы остановить тебя и тех, кто тебе помогает. Если ты уедешь, мой дед сможет их защитить, но, если ты останешься и продолжишь выступать против режима, он ничего не сможет сделать.
Он отпускает меня.
– Ты думаешь, я этого не понимаю? Думаешь, я не учитывал эти риски? Что бы я сейчас ни решил, я проиграю.
– Ты можешь уехать.
– Но тогда я перестану быть кубинцем, не так ли? Пока мои люди будут бороться, пока моя бабушка будет работать, чтобы обеспечить семью, я буду жить с тобой в особняке в Майами. Что же я буду за мужчина?
– Ты будешь живым, – говорит кто-то позади нас.
Мы оба поворачиваемся на звук голоса его матери. Она стоит в дверях с усталым выражением лица и смотрит на сына.
– А как насчет тебя? Как насчет бабушки и Кристины? Кто позаботится о тебе, когда я уеду? – спрашивает Луис.
Она подходит к нам и кладет ладонь на щеку сына.
– Нам не нужно, чтобы ты заботился о нас. У нас все получается, и мы будем продолжать делать то, что делали всегда. Мы растем там, где нас посадили. Это наш дом, и мы умрем здесь. Это наш выбор. Когда я была моложе, то тоже могла попытаться уехать. Сесть на плот и поплыть. Но я не сделала этого, потому что испугалась. Я боялась, что меня поймают и отправят обратно, я боялась погибнуть, боялась утонуть. Я видела, как пытались другие. Видела, как люди открыто выражали свои мысли и умирали за это. И я приказала себе не высовываться. Я приказала себе соглашаться со всем, что происходит вокруг меня, принимать свою судьбу и эту жизнь как данность. Но теперь я знаю одно. Сколько бы мы ни работали, сколько бы ни молились о переменах – ничего не происходит и ничего не меняется. Правительство кидает нам жалкие подачки, но их недостаточно. Я уже очень стара и очень устала. Это больше не моя борьба. Но ты еще молод. Не упускай эту возможность. Уезжай. Уезжай в Соединенные Штаты.
– Но папа…
Она делает глубокий вдох.
– Твой отец согласился бы со мной. Он считал, что ты должен посвятить свою жизнь великому делу. Я не могу придумать лучшего способа почтить его память, чем та жизнь, которой ты живешь. Он бы так тобой гордился. Всегда.
По щеке Луиса скатывается слеза.