У меня уходит пять минут на то, чтобы отмыть руки. Черная футболка, которую принес Нино, скрывает пятна на груди, я не стал их отстирывать. Когда открываю дверь в комнату Милены, я нахожусь вполне в презентабельном виде. По крайней мере, внешне.
— Торе! — Милена садится в кровати и перекидывает ноги через борт.
Я хватаюсь за металлическую тележку, стоящую у изножья кровати, и изо всех сил стискиваю ее край.
— Не смей вставать с кровати, — шепчу я, не сводя глаз с повязки на ее руке и стоящей рядом с кроватью капельницы. Милена могла умереть. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Не получается.
Я крепче вцепился в раму каталки. Во мне нарастает необъяснимая тяжесть, и кажется, что я сейчас взорвусь, как гребаная сверхновая звезда.
— Как ты могла это сделать? — спрашиваю я тихо, а потом перехожу на крик. — Как ты могла так поступить! Я едва не умер на стуле, зная, что ты находишься на линии огня и ждешь, когда в тебя угодит пуля! Из-за меня! — Я сжимаю тележку и запускаю ее в стену позади себя. — Ты. Больше. Так. Не будешь. Делать!
— Торе...
— Нет! — кричу я. — Никогда! Никогда, Милена! Я не могу... Я не могу вынести даже мысли о том, что могло произойти! Как, черт возьми, ты думаешь, я переживу подобное? То, что ты пострадала из-за меня? Ты больше никогда так не поступишь! — Я зарываюсь руками в свои волосы и дергаю. — Черт!
Милена качает головой и смотрит на меня. Видимо, придя к какому-то загадочному выводу, она спускается с кровати и берет в руки капельницу. Держа ее рукой, встает рядом со мной.
Я делаю глубокий вдох, затем выдыхаю и беру ее за шею.
— Никогда, vita mia, — шепчу я.
— Тебя осматривал врач? — спрашивает она.
— Нет.
Она приподнимает правую бровь в виде идеальной дуги.
— Почему?
— Я был занят.
— Чем?
Убивал ирландцев и сходил с ума. Не то чтобы я собирался говорить ей об этом.
— Не имеет значения.
Она вздыхает.