— Я говорил с ним, — признается он. — Несколько раз.
— Зачем?
— Я волновался, а ты игнорировала мои звонки.
— Разве это тебя удивляет после того, что ты сделал?
— Нет, — это краткий ответ, в котором мне слышится сожаление, раскаяние и горечь, окончательно меня ломает.
Я отворачиваюсь к окну, отчаянно пытаясь удержать рвущееся из груди рыдание, но когда на плечи опускаются руки отца не выдерживаю. Я всхлипываю раз и еще раз, а когда горячие слезы полностью застилают глаза, отец разворачивает меня к себе и прижимает к своей груди.
Его родной запах, участие, то, что он, единственный близкий мне человек, рядом, прорывает плотину моей сдержанности. Я реву взахлеб, выпуская из себя горечь обиды и злости, оплакивая маму, мои отношения с папой, с Максимом, собственную глупость и доверчивость. А папа молчит, позволяя мне выплакаться, лишь гладит меня по волосам и спине до тех пор, пока последние рыдания не затихают.
— Не знаю, поверишь ли ты или нет, но я бы никогда не сделал того, что сделал, если бы не верил, что вы с младшим Андреевым идеально друг другу подойдете, — внезапно говорит он тихо.
— О чем ты говоришь, пап?
— Тебе нужен был такой как он: порядочный, умный, надежный. Не легкомысленный эгоистичный Фролов, который пудрил тебе мозги все это время, — продолжает он. — Возможно, я выбрал неправильный путь для осуществления своих отцовских желаний, но я не сомневался, да и сейчас не сомневаюсь, что вы с Максимом созданы друг для друга. Я видел как вы общались на том единственном обеде в нашем доме, Влада. Только слепой мог не заметить, что между вами происходило нечто совершенно особенное.
— В последнее время и я думала, что между нами что-то особенное, — сдавленно произношу я, впервые признавая факт своей влюбленности вслух. — Он был так добр ко мне. И я… Кажется, я его полюбила.
— Но? — выжидательно спрашивает папа.
— Я обманула его, и он меня не простил, — обреченно выдыхаю я.
— Не думаю, что ты могла сделать что-то настолько серьезное, чтобы он тебя не простил.
— Он просил меня не работать с Костей, — выпаливаю я. — А я работала. И съемка получилась откровеннее, чем я рассчитывала. Максима это очень задело.
— Нехорошо получилось, — соглашается отец. — Понятно, что он ревнует.
— Ревнует?
— Почему это так тебя удивляет? Абсолютно нормальная реакция.
— В нашем браке мало нормального, — с тяжелым вздохом говорю я.
— А мне кажется, в нем куда больше нормального, чем во многих современных браках.