Твой личный враг

22
18
20
22
24
26
28
30

Даниил не позволяет мне сесть рядом – усаживает на свои колени, заключает в кольцо рук и утыкается носом в мои волосы на затылке. Огромная куртка, которую он мне одолжил, не позволяет мне в полной мере ощутить его прикосновения, но я хитрю – немного расстегиваю молнию и ежусь от удовольствия, чувствуя горячее дыхание на своей шее. Я знаю, что мой маневр не укрылся от внимания парня, но он проявляет деликатность и никак его не комментирует. И хотя я не вижу его лица, я чувствую, что он улыбается.

Некоторое время мы едем в тишине. Я наслаждаюсь нашей скромной близостью и бесстыдно ожидаю продолжения. От чувственности момента дыхание сбивается, а понимание того, что я могу повернуть голову и коснуться губами его губ, попробовать его на вкус, кружит голову. Чтобы отвлечься, я задаю вопрос:

– Как тебе удалось запустить канатку? Ночь на дворе.

– Попросил друга об одолжении, – просто говорит он, опаляя горячим дыханием мой затылок.

Его ответ удивляет меня. Девять из десяти знакомых мне парней воспользовались бы шансом, чтобы подчеркнуть свою значимость, принадлежность к особому кругу избранных, для которых не существует ничего невозможного, но Даниил ведет себя абсолютно естественно и просто – без кичливости и желания что-то доказать. И это производит на меня впечатление.

Чтобы устроиться поудобнее, я ерзаю на его коленях, но останавливаюсь, когда крепкая ладонь ложится на мое бедро.

– Перестань, – его голос звучит хрипло. – Я ведь не железный.

Я замираю. Даже дышать перестаю.

– Прости, я… Я не подумала, – пытаюсь слезть с его колен, но он не позволяет. Теперь обе его ладони лежат на моих бедрах, а грудь упирается в мою спину.

– Успокойся, – шепчет он мне прямо в ухо, а потом я чувствую, как его зубы мягко прикусывают мочку.

Минут через пятнадцать в непроглядной темноте я начинаю различать очертания новой станции. Вскоре Даниил ставит меня на ноги и поднимается сам, а потом помогает мне выйти из кабинки.

Уже привычным жестом он берет меня за руку, а у меня в груди вновь разливается тепло. Я не понимаю, как и почему это все кажется таким правильным.

– Ох, – из моей груди вырывается восторженный вздох, когда я оглядываюсь по сторонам. – Где мы?

– На крыше мира, Мирослава, разве не видишь? – Даниил смотрит на меня с еще незнакомой мне мальчишеской улыбкой на прекрасном лице, и я не могу удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ.

Нет, мы не на Плато и не на Пике. Это новое незнакомое мне место. Кроме сервисной будки здесь нет построек, нет огней. Вокруг только голубоватый в ночи снег и пушистые деревья с мохнатыми лапами.

Заметив, что я замешкалась, Даниил тянет меня к краю деревянного помоста. От открывшейся мне красоты у меня перехватывает дыхание.

Вокруг ни души, и так высоко, что редкие ватные облака проплывают далеко под нами, укрывая от взглядов часть светящейся золотыми огнями долины. Высоко над нами висит бледно-желтый диск луны, а вокруг нее рассыпались миллионы звезд – я в жизни не видела столько на небе!

– Нереально, – задыхаюсь я от восторга, и мой голос звучит очень тихо и очень низко.

– Знал, что тебе понравится.

Это банально, но здесь, на сервисной смотровой площадке, оторванной от реального мира на тысячу метров, у меня впервые возникает ощущение, что мы с Даниилом остались единственными людьми на земле. Одни. Наедине друг с другом, и только природа наш свидетель. И небо только для нас. И этот искрящийся свежестью воздух. И даже луна светит только нам. И еще тишина. Полная. Абсолютная. Бескомпромиссная. Звенящая в своей безмолвности. Ее не нарушает ничто, разве что громкий стук наших сердец.