Посмотри в мои глаза

– Не заставляй меня повторять снова, – ледяным тоном цедит Кирилл.

– Гуляла, – бросаю я, пытаясь высвободить руку. – Я просто гуляла!

– Я не давал тебе на это разрешения!

– Прости, что? – Мои брови ползут вверх.

– Ты, твою мать, слышала! – выражение его лица не сулит мне ничего хорошего.

Атмосфера в комнате накаляется. Ногти вонзаются в мои ладони, пока я изо всех сил стараюсь сохранить ясность рассудка и не броситься на него с кулаками.

– Не могу поверить, какое право ты имеешь… – бормочу я, задыхаясь от возмущения.

– Право человека, который заплатил за тебя!

Я дергаюсь, словно он меня ударил. На самом деле эти слова даже хуже, чем если бы он меня ударил. И поэтому ослепляющая ярость, равную по силе которой я вряд ли когда-нибудь испытывала, вырывается наружу.

– Мне не нужно твоего разрешения, чтобы выйти на улицу! – Мой голос дрожит от раздирающих меня эмоций. – Ты оплатил мое тело, но точно не мое право дышать свежим воздухом! Если тебе было так важно, чтобы я была здесь, нужно было заранее предупредить меня об этом. А сейчас извиняться за свое отсутствие я не собираюсь!

– Тогда за мои действия тоже извинений не жди, – цедит он зловеще и грубовато толкает меня к стене, а сам придвигается ближе, отрезая мне любые пути для отступления.

Резко схватив меня за подбородок и бесцеремонным движением приподняв лицо, он заставляет меня посмотреть ему в глаза.

– Что ты… – окончание моей фразы застревает в горле, потому что в следующий миг рот Гордеева сминает под собой мои губы.

Он действует как ураган, налетевший внезапно и стремительно. Его ладони обхватывают мою голову, не позволяя мне уклониться от нежелательной атаки. Язык врывается в глубь рта, а зубы больно царапают нежную кожу губ. Но потрясает меня даже не сам факт этого поцелуя, а его безжалостная холодность, так непохожая на все, что связывало нас в прошлом. Сейчас соприкосновение наших губ не несет в себе чувственного удовольствия, ласки, трепета взаимного желания, у него одна цель – наказать. С этой задачей он справляется мастерски.

Когда через несколько десятков секунд, показавшихся мне вечностью, Гордеев отрывается от меня, сложно сказать, кто больше потрясен случившимся. Я – с полными слез глазами, пульсирующими губами и телом, которое будто бы мне не принадлежит, или он – с несвойственным выражением растерянности на лице, которое, впрочем, быстро сменяется привычной непроницаемой маской.

– Надеюсь, демонстрация грубой силы закончена, – произношу я дрожащим голосом и, собрав все оставшиеся у меня силы, отталкиваю от себя Кирилла.

– А что, твой бывший муж был нежнее?

Не отдавая отчета в собственных действиях, я подаюсь вперед и с размаху бью его по щеке, с мстительным удовольствием наблюдая, как на загорелой коже проявляется красный опечаток моей ладони.

– Не смей говорить о моем браке в таком тоне. Ты понятия не имеешь… – Мой голос срывается, а глаза застилают слезы обиды и горечи. Кирилл молчит, не сводя с меня мрачного взгляда. И под ним моя кожа горит, будто бы я провела долгие часы под палящим солнцем. Дыхание, тяжелое и порывистое, с трудом вырывается из груди. Я опускаю ресницы, чтобы скрыть от него выражение абсолютной беспомощности, которую я сейчас испытываю, не показать ему, как ранили меня его действия и слова.

В моей жизни мужчины часто относились ко мне как к трофею, который можно завоевать и выставить в витрине. Сначала школьный приятель Вадим, который едва не изнасиловал меня, а когда этого не получилось – оболгал. Потом мой бывший муж Рома, психическими манипуляциями вынудивший выйти за него замуж, а вскоре безжалостно терроризировавший меня. Но я никогда в жизни не думала, что вещью меня заставит себя почувствовать Кирилл – единственный человек, которого я когда-либо любила, который раньше был для меня образцом выдержки, сострадания и такта.