— Нет, это ты меня соблазнила, невинного и мимишного, — рассмеялся Ярослав и потянулся поцеловать ее. Немного не получилось. Когда он уже коснулся губ, девушка оглушающе чихнула. Строганов отстранился и даже не захохотал — заржал, как мерин.
— Женщина, ты сумасшедшая! Только ты способна после высоченной температуры затащить меня в постель.
— Строганов, будь справедливым, — возмутилась Инга и кинула в него подушкой. — Я даже не помню, как я в эту постель попала. А ты мне претензии предъявляешь! Мне, маленькой, невинной и больной!
— Не помнишь, значит? — шутливо-угрожающе протянул Ярик. — Невинной? Что ж, придется напомнить, обесчестить и научить всему.
— Научи меня, о великий сенсей! — со смехом взмолилась она и попыталась отползти. Не тут-то было! Возбужденный мужчина схватил ее в охапку и принялся ее обучать и проучать — долго, мучительно и со вкусом.
Глава 25. Первый блин или основы немецкого кинематографа
Утро для Ярослава началось с пропажи соседки по постели. Еще не до конца проснувшись, он сонно огляделся, увидел знакомую обстановку и протянул руку, чтобы подгрести Ингу ближе к себе. Нащупал лишь смятые холодные простыни. Неугомонная девица исчезла.
Ярослав выругался: ведьмочка могла быть где угодно — от любого уголка квартиры до пределов города. Еще непонятно было, как она сегодня отреагирует на произошедшее ночью. С того момента, как он стал проявлять к ней внимание, девушка стала немного отдаляться.
Нашлась Инга недалеко — уже почти по традиции, на кухне. Стояла перед плитой и выкладывала со сковороды поджаренный и на удивление ровный блинчик. На соседней тарелке уже красовались несколько комков, которые, согласно поговорке, должны быть первыми. Видимо, для этой девушки первый раз не бывает однократным.
Движения Лаврецкой были размеренными — казалось, она старалась кому-то подражать или спокойно все делать по уже виденной технологии, чтобы не напортачить. Ярослав даже мог предположить, кого она копирует — либо Василину, либо Варвару Алексеевну, ее мать. Опрокинула половник с тестом на раскаленную сковороду, распределила по поверхности и поставила на огонь. Все, теперь можно подходить без угрозы для жизни и здоровья самой же кулинарки.
— Я и не думал, что ты такая хозяюшка, — Ярослав обнял девушку со спины и поцеловал в висок. — Ты чего так рано вскочила? Ты же сова.
— Сама не знаю, — Инга обернулась, приподнялась на цыпочки и легонько чмокнула его в губы. — Что-то не спалось. А ты что проснулся?
— Без тебя не спится, — улыбнулся Ярослав.
— Предлагаешь, спиваться вместе? — вспомнила популярную шутку Лаврецкая.
— Можно и спиваться, — поцеловал девушку Строганов. — А можно и нет. Мне кажется, нам и без алкоголя друг с другом неплохо.
— Ой, не знаю, — нахмурила лоб она в задумчивости. — Если вспомнить, с чего все началось… И сколько раз ты меня забирал пьяную…
— Кстати, да, — слегка отстранился Ярослав. — Об этом я тоже хотел поговорить. И о Глебе. Думаю, нам наконец-то стоит открыто об этом говорить. Как считаешь?
Ну вот, опять эта тема! Нельзя, никак нельзя открывать все карты. Рано, еще слишком рано, чтобы делать какие-то признания. Ярик ведь слишком мнительный, еще придумает себе что-нибудь, и опять полгода общаться не будут.
— Я думаю, что… Ой, блин горит! Блин! — нашла потрясающую отговорку Инга. Тем более кулинарный шедевр уже дымился и по цвету планировал сравняться с практически легендарным «Негритенком».
— Никогда не замечал в тебе страсти к кулинарии, — скептически наблюдал за ее ухищрениями Строганов, прекрасно понимая, что это лишь предлог.