Сэм стоял спиной к Джеймсу и потому Уоррен не мог видеть, что происходит с лицом парня. Он только и видел, как тот трясся и дёргался, словно в припадках эпилепсии. Он не видел его лица, но что-то чувствовал. В голову ему взбрела какая-то странная мысль: ему вдруг привиделось, что спустя некоторое время он увидит нечто кошмарное, а дальше… ужас, — его прикончат. Эта мысль и такое короткое провидение показались ему ну просто самыми что ни на есть идиотскими и самыми неосуществимыми — скорее всего он сам себе внушил фантастичность своего первого (и наверно последнего) ясновиденья.
Наконец Сэм перестал дёргаться — вроде как уже сделал, что надо, но ещё не всё, ведь из его тела доносился какой-то звук, скорее всего походящий на рёв какого-нибудь чудовища из фильма ужасов. Но звучал этот рёв настолько тихо, что Уоррен едва мог его слышать. А, если и слышал, то скорее чувствовал, что опять попал в область какой-нибудь галлюцинации. А если честно, то суеверный ужас давно уже завладел его фибрами, а ему только и оставалось размышлять, как бы избавиться от этого беспокойства. Размышлять оставалось совсем недолго, потому что, как только Сэм наконец-то показал своё «новое» лицо, то дальнейшие размышления сразу показались тщетными.
Нет, над Уорреном стоял совсем не Сэм — не его лицо, хотя одежда его, фигура тоже его, но лицо…
Наверное, это была уже не та школьная ярость, поскольку глаза его совсем даже не побелели, они светились; светились призрачным, ядовитым зелёным светом. А на бесовскую маску его лицо вовсе не походило. Перед Уорреном стоял натуральный оборотень, только ни в коем случае не вервульф, а обыкновенный демон, — тот самый, который улыбается сидя на левом плече в дни невезения.
Если бы Уоррен смотрел такое по телевизору, то без особого труда сказал бы, что в парня вселился этот демон человечества. Девяносто девять процентов подтвердили бы такую версию, но мало кто догадался бы, что Сэм Хорвард сам стал демоном Уоррена. Вот какую «перемену внешности» способна сотворить ярость.
Худые ручонки молниеносно вцепились в мускулистую шею Уоррена и принялись соединяться, несмотря на преграждающую часть тела, соединяющую голову с туловищем, кое-что получалось. Но Уоррен смотрел на всё на это свысока; он просто укатывался со смеху, глядя на то, как демон пытается вылепить из его шеи что-то интересное; укатывался потому, что страх его уже прошёл и ныне он был только счастлив. Ведь отправиться туда, где он ни разу в жизни не был, куда интереснее и увлекательнее, чем переносить на своём горбу эти ежедневные издевательства жизни.
И он отправился, но ненадолго. Оказывается, он уже был «там» аж два года назад. Ему там не очень понравилось.
А в это время разъярённый демон поднял над собой безжизненное тело Уоррена и швырнул его как можно дальше, чтобы не разлагался перед носом. И только тогда самое свирепое в мире лицо стало потихоньку утрачивать свой великий гнев: Светящиеся глаза потухали, как электрическая лампочка при слабом напряжении, а лицо, искажённое яростью до неузнаваемости, понемногу начинало узнаваться, то есть Сэм Хорвард понемногу начинал приходить в себя.
Как только он очнулся полностью, то сразу же ничего не понял: как он попал в эту могилу и т. д. — точно так, как случается с каждым при рождении: только потом постепенно начинаешь понимать, кто ты и что ты, а вот Сэм вспомнил всё намного быстрее — через какие-то две-три минуты, и сразу же поблагодарил Господа, что Уоррен наконец-то оставил его в покое.
«А может быть ещё и не оставил? — вдруг пришла ему в голову такая жутковатая мысль. — Скорее всего, он спрятался где-то поблизости и ждёт, чтобы я вылез… Придуркам ведь всё можно, особенно здесь на кладбище где никого нет».
Каким образом он оказался в этой пустой могиле, неизвестно[1]. Но, сколько стоит, ещё ни разу не взглянул под ноги, ведь под ногами находился открытый гроб с бледным и обнажённым телом. Похоже, что он и забыл, из-за чего так сильно разозлился на своего старого «приятеля».
Когда Сэм, так и не взглянув под ноги, выбрался из могильной ямы, то Уоррен сверху наблюдавший за ним, решил так и не упустить то, зачем привёл сюда этого парня, и по такому случаю решил возвратиться на время в своё бездыханное тело с чудовищно помятой шеей. Не вселяться же ему в тело какого-нибудь погребённого.
А Сэм, недовольный таким мрачноватым вечером, побрёл в направлении дома.
— Ты далеко собрался? — прямо над самым ухом прозвучал «голос из могилы» (голос Уоррена).
Если бы Сэм знал, что совсем недавно его руки крошили этому парню все шейные позвонки, то после такого вопроса сразу бухнулся бы в обморок (такой он слабый в нервах). Но, поскольку ещё ничего не знал, то сразу повернулся, чтобы произнести какую-нибудь фразу этому маньяку, но…
Когда повернулся и перед своей речью взглянул на стоящего перед ним… Особенно, на его шею… Затем на лицо с пустыми глазницами — чёрными от кровопотока, с багровыми трещинами и с многим другим, что появляется на коже, когда тебе сжимают шею таким образом.
— Ты, парень, так и не посмотрел на свою вещь, — с какой-то незаметной жеманностью в тоне произнёс он.
Всё-таки Сэм не выдержал, и Уоррену долго пришлось ждать, пока этот слабосильный не соизволит очнуться. Приводить его в чувства он не собирался.
Сколько провалялся Сэм «живым трупом», неизвестно, поскольку часы его сами собой отключились, а тело Уоррена всё это время простояло над ним в неподвижном положении.
Нет, Сэм не умер. Прошло какое-то время и он открыл глаза.