Потому что мне нужно было быть осторожной.
Для него.
Не для меня.
Я делала это для него.
И опять же, я не влюблялась в него, или осознавала, что всегда была влюблена, или… нет. Это был не тот психический случай.
— Я не благотворительность для тебя.
Он действительно вздрогнул.
— Кто, черт возьми, сказал, что это так?
— Я знаю парней. Я знаю, иногда они хотят спасти девушку, а ты смотришь на меня. Ты видишь, в каком я беспорядке, но я не просто временно не в себе, это гормональные сбои раз в месяц. — Я указала на свою голову. — Все это потому, что у меня там не работают нужные нейромедиаторы. Это то же самое, что заболеть раком или артритом. Мой мозг болен, и проблема с этим дерьмом в том, что я борюсь со своим собственным мозгом каждый день, каждую минуту, каждую секунду, каждый гребаный год своей жизни. Это не исправится волшебным образом. Врачи недостаточно знают об этом, чтобы что-то исправить. Я не могу перенести операцию на спине, и вуаля, со мной все в порядке. Все совсем не так. Ты думаешь, что ты теперь в деле, но это не так. Поверь мне.
У меня сдавило грудь. В горле застрял целый ком.
Я задыхалась, потому что, Боже мой, он был той идеей, которая помогла мне пройти через все это дерьмо с моей семьей. Но это не было реально. Я уходила от этого. Я поставила все стены на место. Эти стены поддерживали меня. Они помогали мне терпеть, а он был столькими стенами. Защищал меня от внешнего мира. Мысль о нем была фундаментом, на котором держались эти стены, а теперь ее не стало.
И вскоре его тоже не будет.
Потому что я снесла их всех одним быстрым движением.
Я чувствовала себя обделенной, и в моей груди поселилось чувство обреченности. Вдавливалось, опускалось. Распространялось по мне, и я была в полной заднице. Я была в таком дерьме.
Схватив сумочку, проверив, на месте ли мой телефон, я должна была уйти.
Мне нужно было уйти сейчас, пока я не передумала.
Я была уже у двери, моя рука лежала на дверной ручке, когда он сказал:
— Никогда не считал тебя трусом.
О. О нет.
Я резко обернулась.