Подарок Параскевы

22
18
20
22
24
26
28
30

Альвы поделили зоны владычества по племенам: северяне, древляне, кривичи, лужане да лужичи… всех не упомнишь. Велика Русь. Только вот сами альвы остались альвами. Никогда они своё присутствие в людях не выпячивали. Генетически образовали они от связи с людьми несколько рас, как магических, так и не магических. Что стало для них большой ошибкой. Из рода в род магия разбавлялась и слабела. А народ уменьшался в числе. Связи альвов и людей повлекли за собой появление полумагического народа. А иногда и вовсе народца, стоящего на грани бытия — нежити. Главным признаком существования которых стала недолговечность. Они плодились, как бабочки однодневки и быстро погибали. Тогда альвы вступали в браки, не ведая о последствиях. А сейчас это стало для них простой необходимостью. Они выбирают себе в жены и в мужья детей от браков с богами, пытаясь удержать остатки магии.

— Так что же боги снашаются с людьми?

— Мммм… Матвеюшка. Как грубо, — покачала головой Параскева. — Перед тобой Мокошь, богиня любви. Разжалованная, но богиня. Собрались боги на совет и лишили меня прежнего могущества. Из-за ревности и зависти многие из богов лишились своих сил. С кем поведёшься, от того и наберёшься… слышали поговорку? Боги влюблялись, ревновали, ссорились, воевали друг с другом. Обиды таили… На то им был ответ эволюции — богов поубавилось тоже. Глупцы. Но я не ропщу. Мне моя судьба нравится. Я сама Любовь. Мне что не делай — жить хорошо. Когда любить-то умеешь… что ж не жить?

— Богиня ты моя… богинюшка… Спать пора! Завтра свою историю доскажешь, — глядя на жену, с любовью сказал Матвей, да так, что свет так и прорвался наружу сквозь радужку его зелёных глаз.

…Что в нонешном годочке

Вздумал молодец жениться.

Но не знат, кого спроситься,

Кроме матери, отца.

— Позволь, тятенька, жениться,

Позволь взять, кого люблю? —

Отец сыну не поверил,

Что на свите есть любовь:

— Есть на свите люди равны,

Можно всех любить вровне. —

Отвернулся сын, заплакал,

Отцу слова не сказал… — тихонечко, с душой пел всадник на белом коне.

Дружина растянулась метров на триста: всадники и пешие, и кони шли сонно. Всадники дремали, роняя буйны головы на грудь. День жаркий клонился к вечеру. Пора пришла вставать на ночь. Все порядком подустали, а место битвы разведчики, вернувшиеся на взмыленных конях пока открыть Агнису не смогли. Тихо было вокруг: в десяти-пятнадцати километрах не слышались плач и крики, и звон оружия. Не горели хаты. Значит, Калеб был ещё далеко. Агнис пел, думая о том, как он вступит в бой и какой тактики станет придерживаться. Много лет отец ни в какие сражения и потасовки с соседями не ввязывался, стараясь удерживать мир. Старая рана ныла и периодически воспалялась. О воинском искусстве Агнис знал только что в теории. От этой мысли сосало под ложечкой.

— Разбить лагерь! — закончив песню, выкрикнул Агнис, и трое его спутников подпрыгнули от неожиданности в сёдлах, сбрасывая остатки сновидений. Войско рассыпалось и вскоре по краю поля, на котором ещё недавно мирно паслись коровы, выросли шатры походных палаток.

Лагерь растянулся в длину вдоль края поля. На самом поле в изобилии лежали щедро разбросанные ловушки в виде коровьих лепёшек — туда сунулись было дружинники, да, скривив рожи, отступили.

— Минное поле готово, командир! — почуяв специфический душок, отчеканил перед командиром Андрей.