Жестокая болезнь

Тем не менее, при всем их сходстве, никто не проводил более глубокой параллели со зловещим персонажем Шелли, чем Алекс, ставящий свой жестокий эксперимент над теми, кто этого не хотел, и забирающий жизни, которые он считал расходным материалом. Поступая так, Алекс сам стал монстром.

Смысл всех научных усилий в том, чтобы ответить на вопрос, решить проблему.

Алекс утверждал, что проблема в психопатах, что наша способность безжалостно убивать и причинять боль нуждается в решении. Но я никогда в это не верила.

Недавно испытав всю глубину эмоций, я открыла для себя, каково это — быть одной, чувствовать себя настолько изолированной, что ты не можешь дышать, не можешь функционировать. Одиночество иссушает твое тело и разум гораздо безжалостнее, чем любая физическая болезнь.

Алекс был один.

Такова правда о его неизлечимой болезни.

В романе монстр потребовал, чтобы Франкенштейн создал для него родственную душу, которая разделила бы его страдания, чтобы он не мучился в одиночестве. Даже для ужасного монстра была невыносима мысль о жизни в одиночестве.

Алекс — загадка, у него общие черты и с доктором, и с монстром одновременно.

После того, как он потерял сестру-близнеца, последнюю из своей семьи, то погрузился в безумие. Не желание восстановить репутацию (хотя раскрытие такой ужасающей тайны о своем брате или сестре может подтолкнуть человека ближе к краю пропасти), а именно взгляд в одинокое будущее привел к началу первого эксперимента.

Когда Алекс нашел меня, он не пытался вылечить болезнь, а скорее хотел создать еще одного монстра по своему подобию, чтобы разделить с ним страдания.

Даже самые жестокие и чудовищные злодеи желают любви.

Такие изверги, как Алекс и я, оторваны от большого мира. Нам пришлось создать собственное существование, управляемое собственной логикой и правилами.

В моем случае любовь чуть не уничтожила меня. Как сказал сам Виктор в рассказе Шелли: «Ничто не вызывает у нас столь мучительных страданий, как резкая и внезапная перемена».

Я являюсь свидетельством правдивости этого утверждения.

Только когда я перестала бояться перемен и приняла свою эволюционирующую натуру, смогла доверять своим чувствам к Алексу и принять нас.

Как советовала Лондон: «Ты должна научиться принимать свои эмоции».

Она сказала мне, что это единственный способ, и, несмотря на всю ее психотическую болтовню, она оказалась, в конечном счете, права.

Боль, страх и изоляция отошли на задний план, как абстрактное искусство, размазанное по холсту. Беспорядочные, хаотичные, лихорадочные, но все же цвета слились воедино, создавая прекрасный союз, который только мы можем оценить.

Алекс описывает это как «выстраивающуюся замкнутую систему».

Например, то, что произошло после того, как мы разобрались с Аддисин Майер.